Особенность этой безнравственной грани ленинского интеллекта заключалась в том, что в результате целой системы мер, проводимых в жизнь сонмом комиссаров, она постепенно превращалась в общественную необходимость, а затем и потребность. Ленин формировал новую мораль нации, жесткую в своей нетерпимости, беспощадности, бездумности.
Предписывая жестокие меры по отношению к буржуазии, элементарный бытовой минимум для главных носителей коммунистической морали – пролетариата, Ленин явно благоволил в смысле предоставления материальных благ своему окружению, партийной верхушке. При его приверженности к социальной справедливости он, как ни странно, не видел в этом ничего аморального.
После переезда из Петрограда в Москву большевистские руководители, оккупировав лучшие гостиницы столицы, не удовольствовались этим. Вскоре партверхушка перебралась в Кремль, заняв исторически значимые помещения. Уже в 1918 году началась массовая конфискация для руководства страны подмосковных особняков, принадлежавших бежавшим фабрикантам, купцам, промышленникам, царским сановникам. Кремлевский паек, кремлевские талоны были предметом вожделений функционеров рангом ниже. При крайней нехватке подвижного состава десятки новых вождей обзаводились персональными вагонами и даже поездами. Ленин, полагаю, весьма искренне постоянно интересовался ходом лечения и отдыха своих соратников, слал телеграммы с запросами. Так, Крестинский, отвечая на телеграмму Ленина двумя письмами, от 12 и 14 ноября 1921 года, подробно сообщает вождю, как проводят время и лечатся Цюрупа, Розмирович, Рыков, Сокольников, Карахан. Посол пунктуально перечисляет заключения врачей о состоянии печени, желудка больных и даже о лечении геморроя Карахана и Цюрупы…{42}
Протоколы Политбюро пестрят принятыми решениями об отпусках Томскому, Калинину, Ворошилову, Троцкому, Бухарину, Зиновьеву, Склянскому, Дзержинскому, Сталину, Каменеву, другим руководителям с предоставлением особых льгот и преимуществ отдыхающим. Часто именно Ленин был инициатором «льготных» отпусков. На заседании Политбюро 28 марта 1921 года, например, решили предоставить Крестинскому отпуск на два месяца с выездом в Германию{43}. Заметим, в это время в России голодало более двадцати миллионов человек. А в это время Ленин пишет записку Молотову с предложением провести через оргбюро ЦК решения о режиме работы Зиновьева и об организации специального дома отдыха для «ответственных работников» Петрограда. Ленин требует, чтобы ему регулярно посылали бюллетень о состоянии здоровья Зиновьева.
Именно Ленин положил первые камни в фундамент бюрократического здания, именуемого партийной номенклатурой. Фактически формировался новый класс – верная опора ленинского режима.
Забота Ленина носит явно выборочный характер: прежде всего «ответственные работники». В дни, когда уже известны факты людоедства в Поволжье, конвульсирующем от ужасного голода, Ленин пишет еще одну записку Молотову с предложением назначить ответственных лиц «для наблюдения за состоянием здоровья ответственных работников, с еженедельным докладом в ЦК РКП(б)». Записка написана на оборотной стороне доклада Н.А. Семашко о самочувствии Л.Д. Троцкого{44}.
Видимо, нужно было заботиться о состоянии здоровья и партверхушки, но, когда это приобретает характер какой-то навязчивой идеи, начинаешь сомневаться, что коммунизм предназначался для всех. Внимания высшей партийной коллегии удостаиваются и такие вопросы. 5 декабря 1921 года в присутствии Ленина, Троцкого, Сталина, Зиновьева, Молотова, Каменева, Калинина Политбюро обсуждает вопрос «О болезни Н.М. Бухариной». Решили: «Поручить т. Семашко наблюсти за тем, чтобы Н.М. Бухарина была немедленно отправлена под специальным надзором врачей в Германию на лечение»{45}. Почти через два месяца Ленин запрашивает Берлин, «как идет лечение Бухарина и его жены…»{46}.
Ленин, что касается окружения, успевает следить за всем. Пишет записку Э.М. Склянскому, чтобы тот отдал распоряжение о «прицепе к воинскому поезду вагона Н.И. Бухарина и М.И. Ульяновой, следующего в Крым…»{47}.
Нужно, видимо, было лечить и геморрой Карахана, и Бухарина с его женой, заботиться, чтобы лечащий врач Сталина В.А. Обух передал его пациенту «четыре бутылки лучшего портвейна»{48}, но не покидает ощущение какой-то аномальности этого навязчивого творения Добра посреди тотального Зла. Нищая страна не только взяла на свое полное содержание руководителей быстро возникающих многочисленных компартий, но и не жалеет средств (валюты, золота, отобранных у народа и церкви драгоценностей) для отдыха и лечения многочисленных новых высших сановников и их жен. Радение о благополучии одних ценой жалкого прозябания многих.
На протяжении десятилетий миллионы советских людей считали естественным, что партийная бюрократия свято исполняла этот один из главных заветов Ленина.