Ленин

– Уже забил им клин в голову, опубликовав декрет об исполнении отчуждения земли по собственному почину крестьян, без участия какой-нибудь власти! Уже тогда красивые иллюминации устроят наши послушные, благочестивые крестьяне, подрежут глотки и испекут своих «хозяев» в горящих усадьбах! Сейчас удалось мне раздробить партию эсеров, перетянув на свою сторону их левую фракцию. Искусил я их службой в ЧК, где они смогут выпустить, сколько захотят, крови из владельцев больших площадей земли! Будут стараться! Теперь мы вобьем в крестьянские лбы убеждение, что Учредительное Собрание, как дырявая изношенная подошва, никому не нужно, так как они уже получили землю в вечное владение.

– Снова много пишешь… ночами, – шепнула Надежда Константиновна, с беспокойством поглядывая на желтое лицо мужа.

– Чего хочешь, моя дорогая? Наша диктатура стала диктатурой журналиста! – засмеялся он. – Мы только доводим силу печатного слова, которое, правда, в это время поддерживаем действием!

Послышался звонок телефона. Ленин снял трубку с аппарата. Немного погодя он веселым, радостным голосом сказал кому-то:

– Очень рад! Пожалуйста, приходи. Жду!

Обращаясь к жене, произнес:

– Через пятнадцать минут у меня будут гости.

Крупская, ни о чем не спрашивая, вышла.

Несколькими минутами позже появился секретарь Ленина и доложил:

– Елена Александровна Ремизова…

– Пожалуйста! – живо ответил Ленин и подошел к двери.

В кабинет вошла Елена. У ней было бледное взволнованное лицо, губы ее дрожали, в глазах сверкали искры гнева.

– Пришла к вам с жалобой! – воскликнула она без приветствия.

– Что произошло? – спросил Ленин, иронично улыбаясь.

– Я была в церкви со своими воспитанницами. Ах! Это просто ужасно! Не хочется верить! Внезапно врываются солдаты ЧК, начинают выгонять молящихся, ищущих умиротворения и утешения. Пожалуйста, представьте, что сейчас Рождество Христово. Солдаты бьют людей, богохульствуют ужасно, срывают со стен иконы, выламывают двери, ведущие в алтарь, а позже стреляют по иконам и кресту! Это ужасно! Это может вызвать вспышку возмущения людей, гражданскую войну!

– А сопротивлялся ли народ, угрожал, поднимал бунт? – спросил Ленин, спокойно глядя на Елену.

– Нет, убегал в панике, толкаясь и в давке дерясь между собой на кулаках, – ответила она, вздрагивая еще от этих воспоминаний.

– Ну, видите, что все идет наилучшим образом! – заметил он со смехом.

– Но произошли дела ужасные, богохульственные, святотатственные! – взорвалась она. – И все от имени приказов Ленина!

– Зачем вы говорите от имени Бога? – пожал он равнодушно плечами. – Или Бог очень гневался? Или гремел? Или покарал солдат ЧК? Вы молчите? Или не гневался и не наказывал? Превосходно! Почему вы так возмущены, Елена Александровна?

Она ничего не сказала, глядя на него с ужасом.

Он взял ее за руку и произнес:

– Дорогая Елена! Успокойтесь! Не сделано это без моего ведома. Я в этом повинен и полностью беру на себя ответственность за богохульство, святотатство и всякие последствия Божьего гнева. Все! Все!

Посмотрел на нее внимательно и добавил:

– Видите, я должен разрушить церковь и искоренить религиозность. Это кандалы, тяжелые кандалы души! Православная Церковь не является воюющей, как католицизм, не оказалась в состоянии освободиться от преступных рук власти. Стала ее орудием, духовным жандармом! Учит пассивности, раболепному покорству, молчаливому повиновению!

Он прошел по комнате, после чего продолжил проникновенным голосом:

– Как же бы я смог с одержимым религиозным гипнозом народом прорубать в темном и извечном широкую дорогу счастья и настоящей, гордой свободы человека? Как?!

– Это ужасно! – шепнула она.

– Возможно, но понятно ли? – спросил он, наклонившись к ней.

Молчала, не в силах опомниться от волнения и избавиться от воспоминаний увиденного, пронзительной боязни, невозможной для воображения.

Ленин нагнулся еще ниже и сухой горячей ладонью снова дотронулся до ее руки.

– Елена!.. Елена! Поверьте мне, так как я никогда не говорю красиво звучащих фраз. Поверьте мне! Для Бога, если существует какая-то высшая сила в космосе, в этом таинственном небе, весьма очень замаранном Коперником и Галилеем, а также для верующих в Бога будет стократ лучше, если люди переживут период новых потрясений и преследований!

– Не понимаю! – шепнула.

– Верующие пассивны, по привычке, бессмысленно набожные станут борцами за своего Бога, будут его защищать и обожать в мыслях и сердце. Появится не религиозность, как система воспитательная, но вера, пламенная вера апостолов и мучеников, та, которая сдвигает горы с места и совершает чудеса! Эта новая, освобожденная, оживленная кровью и мукой вера породит чувства настоящие, христианские, а из них наиважнейшее – жертвенность, начало и конец моих стремлений, социализм на земле! Поняли ли вы, Елена,?

– Да… – простонала она почти с отчаянием.

Больше уже о том не говорили. Затрагивали другие темы.