Ленин. Человек — мыслитель — революционер

Но даже в этих общих и грубых очертаниях мы видим исполинское, монументальное нечто, которое уже на наших глазах отложилось в истории человечества целым пластом, знаменующим начало новой формации. Этот пласт можно назвать пластом новой государственности, новой формы государственной организации, нового уклада государственного общежития. Я имею в виду советский строй. Во всех других творениях своего гигантского ума и гигантской воли Ленин опирался на открытия и достижения других. Превыше всех как революционер, превыше всех как практический толкователь и воплощатель теории и практики марксизма, он, при всей силе своей оригинальности, все же являлся в ряду революционеров и марксистских вождей преемником, который может быть понят лишь в исторической перспективе как фигура, к которой привела и должна привести предшествовавшая цепь других деятелей, больших и малых. Как Дарвин, как сам Маркс, как многие другие творцы мысли, Ленин имел своих предшественников в области, я бы это назвал, понимания и толкования социальной динамики и, конечно, имел предшественников даже в области революционного действия, несмотря на свое превосходство и в этом отношении. Но в чем он стоит абсолютно один, в чем он не имел никаких предшественников и в чем, следовательно, с наибольшей силой отразилась оригинальность его мысли и мощь его воли, — так это в творчестве и осуществлении идеи советской государственности. Где, у какого политического мыслителя и политического деятеля когда-либо зарождалась до него эта идея? Кто имел хотя бы предчувствие этой идеи до того знаменательного дня, дня, последовавшего за днем его возвращения в Россию в «пломбированном» вагоне, когда он изложил ее своим изумленным товарищам? Тут уже подлинно можно было сказать, что вагон вез Цезаря и его необыкновенную, эпохальную идею. Тут у него учителей уже не было во всей истории человечества. Тут он сам непосредственно вычитал секрет у истории, у жизни. Намек Парижской коммуны в сочетании с промелькнувшим, как случайный эпизод, Ленинградским Советом рабочих депутатов 1905 года оказался тем материалом, из которого Ленин извлек и на орлиных крыльях своего гения вознес свою идею Советов как органа государственности при диктатуре пролетариата. Думал ли кто-нибудь из нас об этом раньше? Разве все мы, рисуя себе государство будущего, не исходили из какого-то парламента как центрального законодательного органа, — пусть более «демократического», пусть подкрепляемого плебисцитами, пусть сосредоточенного на вопросах «управления вещами», но все же парламента по типу и по духу буржуазных парламентов нашей буржуазной современности? Ленин с беспримерной в истории силой политического воображения создал у себя в голове тип другого государства, тип государства не демократически-парламентского, а советского, и, что еще больше, — потому что изобретателей государственных схем и до него было, со времен Платона, достаточно, — он этот тип претворил в жизнь, перестроив по нему одно из громаднейших государств мира. И то самое, что ему это претворение в жизнь удалось, явилось лучшим доказательством величия его идеи, ибо она оказалась не утопической мечтой, не бумажной схемой, а вполне соответствующей реальной обстановке— потребностям России в условиях пролетарской революции и утвержденной ею пролетарской диктатуры. Да что я говорю: России? Стоило только пролетарской революции открыть свой лик, хотя бы на один миг, в других странах, как Советы, как организационные носители ее, возникали и там. Я уже не говорю о советской Венгрии, о советской Баварии; даже ноябрьская, шейдемановская революция в Германии на первых своих стадиях, когда власть, попав в руки рабочего класса, казалось, готова была принять форму диктатуры пролетариата, выдвинула организационную систему Советов, причем «незави-симцы» даже вставили их официально в свою программу. Достойно отметить, что даже в Англии, где до революции вовсе не доходило, но где в первые месяцы демобилизации настроение у рабочего класса достигало временами и местами революционного напряжения, — и там в этих случаях лозунг Советов не только выбрасывался как боевой клич, но даже осуществлялся в известных рудиментарных формах (например, в Лимерике).