Ленин. Дорисованный портрет

Не так давно Ленин испытал глубокое, душевно ранившее его разочарование в старшем товарище – в Плеханове, который повёл себя по-барски. Ровесник Ленина – Пётр Струве – стал вторым разочарованием Ленина, и это тоже был сильный удар, обрывающий некие струны в душе… Под впечатлением своего нового невесёлого жизненного открытия Ленин записывал:

«Близнец показал себя с совершенно новой стороны, показал себя „политиком“ чистой воды, политиком в худшем смысле слова, политиканом, пройдохой, торгашом и нахалом. <…> Близнец явился с верой в наше бессилие, явился предлагать нам условия сдачи, и он проделал это в отменно-умелой форме, не сказав ни одного резкого словечка, но обнаружив, тем не менее, какая грубая, торгашеская натура дюжинного либерала кроется под этой изящной, цивилизованной оболочкой самоновейшего „критика“…»[65]

Через два неполных десятилетия Ленин и Струве станут прямыми политическими врагами, и Струве, надолго переживший Ленина, выльет на того много лжи.

Что ж, на классовой войне как на классовой войне…

Как в политическом, так и в нравственном отношении Ленин всю жизнь был полным антиподом таких, как Струве. Ленин никогда не жил и не действовал ради личных интересов. Перефразируя Станиславского, говорившего, что надо любить театр в себе, а не себя в театре, можно сказать о Ленине, что он любил революцию в себе, а не себя в революции и в политике – в отличие от Струве.

А ещё вернее сказать, что Ленин любил в себе тот мир добра, чести и справедливости, который был – он знал это – возможен, но который пока существовал лишь в умах и сердцах небольшой группы единомышленников. При этом Ильич не задумывался – кем будет в новом мире, если тот станет реальностью. Он просто работал на этот будущий мир.

Пётр же Бернгардович Струве и сам никогда так не мыслил, не чувствовал, и не был способен рождать подобные мысли и чувства в других… Как верно определил Ленин, под изящной, цивилизованной оболочкой «интеллектуала» крылась торгашеская натура дюжинного либерала. А Ленин осваивал интеллектуальные богатства, накопленные человечеством, для того, чтобы освободить человечество от торгашества всех струве и их «спонсоров».

После Октября 1917 года это выявилось с очевидностью обнажённого меча. Большевик Ленин встал во главе трудящихся, правый кадет Струве ушёл к Деникину и Врангелю, а затем – в злобную антисоветскую эмиграцию.

Однако накануне нового XX века, когда всякий невольно задумывался о том, что этот век принесёт ему, его Родине, миру в целом, контуры эпохи были ещё размыты, политические судьбы и Ленина, и Струве – неясны…

И Ленин сидел – один в декабрьской ночи Мюнхена, вдали от Родины, от родных и близких, вдали от жены, но – на расстоянии вытянутой руки от того дела, которое становилось делом всей его жизни.

Сидел и думал крепкую свою думу. Ещё из ссылки, из Шушенского, он писал в 1898 году Потресову, сосланному в Орлов Вятской губернии:

«Меня всего сильнее возмущают любители золотой середины, которые не решаются прямо выступать против несимпатичных им доктрин, виляют, вносят „поправки“, обходят основные пункты (как учение о классовой борьбе) и ходят кругом да около частностей…

Мне кажется, что „отчуждённость от общества“ отнюдь не означает ещё непременно „изолирования“, ибо есть общество и общество…»[66]

Бывший товарищ по борьбе Струве уходил в рафинированное «общество», чтобы жить его мелкими интересами, а Ленина давно захватили интересы большого общества, а точнее – трудящейся части общества, и смысл жизни он видел в служении этим интересам.

Итоги прошлого были подведены, важная страница жизни перевёрнута. Перевёрнута не только им самим, но – и Плехановым, и Струве, перевёрнута теми, кто от борьбы отошёл, и теми, кто к ней был готов…

И он сидел – один в ночи, понимая, что последние дни надолго определили его поведение и его жизненный путь.