Ленин и Парвус. Вся правда о «пломбированном вагоне» и «немецком золоте»

ИЗ ТОРНЕО Ленин телеграфировал сёстрам — Анне Ильиничне и Марии Ильиничне: «Приезжаем понедельник, ночью, 11. Сообщите «Правде»». Поезд шёл по Финляндии всю ночь и весь день, а в 21 час 16 (3) апреля он остановился на станции Белоостров. Здесь уже ждали Сталин, Каменев, Шляпников, Александра Коллонтай, Мария Ульянова и около 400 сестрорецких рабочих во главе с Вячеславом Зофом, Николаем Емельяновым и Людмилой Сталь.

Тревоги относительно того, арестуют ли приезжих, постепенно улетучивались, и никто ещё не знал, что всего через три месяца Ленин, вынужденный правительством Керенского уйти в своё последнее подполье, будет скрываться у Емельянова на станции Разлив, недалеко от Сестрорецка. Что Григорий Усиевич, направленный в марте 1918 года Центральным комитетом партии в Западную Сибирь для продовольственной помощи Москве, 9 августа 1918 года погибнет в бою с белогвардейцами — в 26 лет…

А тогда — апрельским вечером, рабочие подхватили Ленина под руки и внесли в станционный буфет. Там, стоя на табурете, он произнёс свою первую в революционной России речь. Впереди его ждала более основательная и убедительная трибуна — броневик на площади Финляндского вокзала в Петрограде, освещённой светом прожекторов Петропавловской крепости.

Вряд ли кто-то смог бы, как это утверждает Элизабет Хереш, «срежиссировать» всё это при любых затратах, и уж тем более это было не под силу Якову Ганецкому, находившемуся в Стокгольме. Но это я так — к слову, чтобы напомнить читателю о том, насколько неумно злобными и злобно неумными могут быть клеветы в адрес Ленина.

Хотя — так ли уж всё это неумно?

Злобно — да!

Но неумно?

Нет, неглупый доктор Геббельс был, конечно, прав. Обыватель готов поверить лишь чудовищной лжи. Вот о Ленине и лгут чудовищно — уже сто лет.

И многие в эту ложь верят.

А Ленин?

А Ленин и сегодня стоит на броневике на площади Финляндского вокзала. И ему видно оттуда многое: и то, что он увидел задолго до своего возвращения в Россию весной 1917 года, и то, что нам, живущим в 2017 году, ещё лишь предстоит увидеть и осознать.

Возвратимся, однако, вновь в весну 1917 года…

Поезд из Белоострова двинулся в Питер, и в ночь с 16 на 17 апреля (по новому стилю) 1917 года Ленин закончил свою эмигрантскую одиссею. Его встречали тысячи людей, краснели знамёна, войска брали «на караул». В императорской комнате руководители Петроградского Совета меньшевик Чхеидзе и «трудовик» Скобелев, делая хорошую мину при кислом настроении, приветствовали его речами, выражая «надежду», что Ленин с ними «найдёт общий язык»… Чхеидзе, начав угрюмо с обращения: «Товарищ Ленин, от имени Петербургского Совета и всей революции мы приветствуем вас в России…», далее попытался выдержать тон нравоучения, но вскоре замолчал. Зато молодой командир флотского экипажа, приветствовавший Ленина от имени моряков, выразил надежду, что Ленин станет членом Временного правительства.

Ну, бравому, однако политически «сырому», морячку его наивность можно было и простить. Но о каком общем языке с Лениным могла идти речь у полу-прихвостней буржуазии из соглашательского эсеро-меньшевистского — тогда — Петросовета?! Зато с развитой

народной массой — рабочими и работницами, солдатами, матросами — Владимиру Ильичу не надо было находить общий язык — он всегда говорил на одном с ними языке.

Показательная деталь… Когда «ленинский» поезд шёл ещё по Финляндии, как вспоминала Крупская, на перронах станций «стояли толпой солдаты». Григорий Усиевич высунулся в окно и крикнул: «Да здравствует мировая революция!» «Недоумённо посмотрели на него солдаты», — заключила рассказ об этом эпизоде Надежда Константиновна.

Знали бы эти солдаты Северного фронта — одного из наиболее «большевистских» фронтов, кто едет в одном вагоне со странным восторженным молодым человеком! Ведь такие же солдаты встречали Ленина уже через несколько часов в Петрограде громовым «Ура!»

Троцкий — отдадим ему должное — хорошо написал: «И всё же эта неуклюжая революция сразу и крепко приняла вождя в лоно своё!» Что ж, народная революция, совершаемая народом, который элитарии держали в прозябании и унижении, не может быть изысканной. Она неизбежно будет «неуклюжей», пахнущей мякиной и махрой. Зато она — если её совершает народ под рукой истинно народного вождя, оказывается успешной.

И это, вообще-то, главное!