Ленин ПСС издание 5 том 29

Мы же, напротив, утверждаем: то, что при известных условиях может быть постигнуто, не есть непостижимое. Кто желает понять непостижимое, просто дурачится. Как глазом я могу обнять только видимое, ухом - только слышимое, точно так же познавательной способностью я могу постигнуть лишь постижимое. И хотя социал-демократическая философия учит, что все существующее безусловно познаваемо, этим вовсе не отрицается, что есть нечто непостижимое. Это можно бы признать, но только не в двойственном, нелепом «философском

NB

NB

NB

415

ЗАМЕЧАНИЯ НА КНИГЕ ДИЦГЕНА «МЕЛКИЕ ФИЛОСОФСКИЕ РАБОТЫ»

смысле», который где-то там в «заоблачных сферах» снова превращает непостижимое в постижимое. Мы относимся к этому делу серьезно, мы не знаем никакого высшего познания, кроме обыкновенного человеческого, мы знаем положительно, что наш разум есть истинный разум и что так же немыслимо существование иного, коренным образом отличающегося от нашего разума, как невозможны четырехугольные круги. Мы ставим интеллект в ряд обыкновенных вещей, которые не могут изменить своей природы, не изменив своего названия.

Социал-демократическая философия вполне согласна с «профессиональной» в том, что «бытие никоим образом не претворяется в мышление», так же как и любая его часть. Но мы не считаем вовсе задачей мышления претворять бытие; задача состоит лишь в том, чтобы формально упорядочить его, находить классы, правила, законы, словом, делать то, что мы называем «познанием природы». Постижимо все то, что поддается классификации, а непостижимо все, что не может претворяться в мысль. Мы не можем, не должны и не желаем этого, и потому отказываемся от него. Но мы можем сделать обратное: претворить мышление в бытие, другими словами, мы можем классифицировать мыслительную способность, как один из многих видов бытия...

Мы считаем интеллект таким же точно эмпирическим данным, как и материю. Мышление и бытие, субъект и объект равно находятся в пределах опыта. Различать одно как абсолютный покой от другого как абсолютного движения неверно с тех пор как естествознание все сводит к движению. То, что товарищ «философ» сказал о непостижимом, а именно, что каждая научная попытка приближает нас к неизвестному, хотя бы нам никогда и не удалось достигнуть полной ясности, относится без всякой уже мистификации и к объекту естествознания - непознанному.

Познание природы также имеет свою безграничную цель, и без таинственных «границ» мы все ближе подвигаемся к неизвестному, никогда не доходя до полной ясности; а это значит, что наука не имеет границ...

NB

NB

NB

416

В. И. ЛЕНИН

НАШИ ПРОФЕССОРА НА ГРАНИЦАХ ПОЗНАНИЯ

(«VORWARTS» 1878)

I

[162-164] На «пятидесятом съезде немецких естествоиспытателей и врачей» в Мюнхене, в сентябре 1877 г. профессор фон Негели из Мюнхена снова коснулся известной, прочитанной ранее лекции своего товарища из Берлина - Дюбуа-Реймона и произнес замечательную речь о «границах научного познания». Надо отдать справедливость господину профессору из Мюнхена, что в правдивости и ясности он значительно превзошел своего предшественника из Берлина, но он все же не сумел подняться до уровня своей эпохи. Он почти разъяснил вопрос; но маленький, заключительный пунктик, который он упустил, есть именно кардинальный пункт - он касается великой пропасти, отделяющей физику от метафизики, трезвую науку от романтической веры.

Его предшественник Дюбуа-Реймон, как известно, хотел доказать, что такая непроходимая граница действительно существует и что вере во всяком случае должна быть отведена особая область.

Только этой роли маленького убежища для религиозной романтики его доклад обязан своим кажущимся значением и своим распространением. С тех пор ревнители непостижимого ликуют. Правда, профессор фон Негели не очень доволен этим ликованием, но его высокое профессорское положение не позволяет ему вести борьбу со всей решительностью. Доказав своему предшественнику ясно, точно и определенно, что он не понял естественнонаучного познания, он заключает следующим образом:

«Если Дюбуа-Реймон закончил свой доклад уничтожающими словами: «Ignoramus et ignorabimus»*, то я хотел бы в заключение высказать условный, но утешительный взгляд, что плоды нашего исследования суть не просто знания, но и действительные познания, содержащие в себе зародыш почти (!) бесконеч-

* - «Не знаем и не будем знать». Ред.

417

ЗАМЕЧАНИЯ НА КНИГЕ ДИЦГЕНА «МЕЛКИЕ ФИЛОСОФСКИЕ РАБОТЫ»

ного роста, без малейшего притязания на всеведение. Если мы проявим разумное воздержание, если мы как смертные и преходящие существа удовлетворимся человеческим пониманием, не посягая на божественное познание, то мы имеем право сказать с полной уверенностью: «Мы знаем и будем знать»»...

Религиозная романтика Дюбуа-Реймона называет все плоды научного исследования «просто знаниями», но не «действительными познаниями», до которых бедный человеческий рассудок не может дойти...

II