Ленин. Соблазнение России

Историки уверены, что если бы по счастливой случайности Ленину стало лучше и он сам появился на ХII съезде с настоятельным предложением сместить Сталина с поста генерального секретаря, делегаты бы его поддержали. История страны сложилась бы иначе, не было бы массовых репрессий, уничтожения крестьянства под лозунгом коллективизации и борьбы с кулаком, катастрофы сорок первого года…

А другой вариант развития событий исключается? Если бы съезд вышел из повиновения Ленину? Понадобился всего год, чтобы партийный аппарат на местах оказался под полным контролем Сталина. Зачем же секретарям губкомов, которые формировали делегации на съезд, голосовать против того, кто их выдвинул?

«Власть реальная, а не номинальная, — писал известный историк Евгений Григорьевич Плимак, — принадлежала в России кучке высших партийных политиков, “клике”, мало затронутой культурой и абсолютно чуждой демократии. И среди этой кучки больной Ленин успел разглядеть претендента на единоличное обладание сверхцентрализованной государственной машиной — генсека Сталина».

Тем временем Ленин вновь обратился к Троцкому за помощью в так называемом «грузинском деле». Руководители компартии Грузии во главе с Буду Гургеновичем Мдивани (в 1921–1922 годах член Кавказского бюро ЦК) подали в отставку в знак протеста против действий первого секретаря Закавказского крайкома Серго Орджоникидзе, который попросту ими командовал, не допуская самостоятельности.

Серго вел себя очень грубо, даже ударил члена ЦК компартии Грузии Кабахидзе, который назвал его «сталинским ишаком». Кабахидзе подал жалобу в Москву. Но ходу ей не дали, поскольку партийным аппаратом руководил Сталин, покровительствовавший Орджоникидзе. Начальник сталинской канцелярии Амаяк Назаретян написал другу Серго, что Матвей Шкирятов, председатель Центральной Комиссии по проверке и чистке рядов партии, «хохотал и говорил: жаль, мало попало, только один раз ударил!»

Грузины предлагали, чтобы Грузия напрямую входила в состав СССР, минуя ненужную надстройку — Закавказскую Федерацию, как это и произошло потом. Ленин назначил Дзержинского председателем комиссии, которая должна была разобраться с жалобами грузинских коммунистов. Дзержинский решительно встал на сторону Серго Орджоникидзе. Феликс Эдмундович был против всего, что можно толковать как национализм и сепаратизм. Писал одному из своих соратников-чекистов:

«Я лично полагаю, что наше несчастье — это то, что все Совнаркомы и другие правительства, органы окраинных республик относятся к себе серьезно, как будто бы они могли быть настоящими правительствами. Сколько в этом митрофанства и узости политической…»

Прочитав доклад комиссии и встретившись с Феликсом Эдмундовичем, Ленин зло обвинил Дзержинского — вместе со Сталиным и Орджоникидзе — в великорусском шовинизме, добавив обидное: «Известно, что обрусевшие инородцы всегда пересаливают по части истинно русского настроения».

Владимир Ильич распорядился перепроверить все материалы комиссии Дзержинского «на предмет исправления той громадной массы неправильностей и пристрастных суждений, которые там несомненно имеются». И приписал: «Политически ответственными за всю эту поистине великорусско-националистическую кампанию следует сделать, конечно, Сталина и Дзержинского». Звучало грозно. Уже стоял вопрос о том, чтобы снять Дзержинского, но Ленину опять стало крайне плохо.

И в этот момент он с удивлением узнал, что в его отсутствие Политбюро утвердило выводы комиссии Дзержинского. Владимир Ильич велел своим секретарям «дать понять» обиженным членам грузинского ЦК, что «он на их стороне»:

«Три момента.

1. Нельзя драться. 2. Нужны уступки. 3. Нельзя сравнивать большое государство с маленьким».

В январе — феврале 1923 года состояние Ленина немного улучшилось — он пытался писать левой рукой, учился говорить. Он обратился к единственному человеку, которому мог довериться, — Троцкому, с просьбой выступить с защитой его позиции. Лев Давидович, чтобы не доводить дело до скандала, предложить все уладить в рамках Политбюро. Ленин, зная своих соратников, не согласился:

«Ни в коем случае. Каменев расскажет все Сталину, а Сталин пойдет на гнилой компромисс и обманет».

5 марта Ленин продиктовал письмо Льву Давидовичу:

«Уважаемый товарищ Троцкий.

Я просил бы Вас очень взять на себя защиту грузинского дела на Ц.К. партии. Дело это находится под “преследованием” Сталина и Дзержинского, и я не могу положиться на их беспристрастие. Даже совсем наоборот. Если бы Вы согласились взять на себя его защиту, то я бы мог быть спокойным…».

Но остаться спокойным Ленину не удается. С большим опозданием он узнал о том, как Сталин кричал на Надежду Константиновну. Особенно неприятно ему было выяснить, что Каменеву и Зиновьеву все известно, следовательно, слухи могли распространиться достаточно широко.

В тот же день, 5 марта, утром, после того, как Крупская уехала в наркомат просвещения, где она работала, Владимир Ильич продиктовал личное и строго секретное письмо:

«Товарищу Сталину.

Копия тт. Каменеву и Зиновьеву.

Уважаемый т. Сталин!