Ленин в 1917 году

Об этих торгах Ленин не знал. Но продолжая рассуждать о «детских играх» Кати и Маши, он написал: «В политике добровольная уступка „влияния“ доказывает такое бессилие уступающего, такую дряблость, такую бесхарактерность, такую тряпичность, что „выводить“ отсюда, вообще говоря, можно лишь одно: кто добровольно уступит влияние, тот „достоин“, чтобы у него отняли не только влияние, но и право на существование». Политика — это не детская игра. Власть не «дают», а тем более не «отдают». Поэтому лозунг перехода власти к Советам, оставленный совещанием ЦК 14 июля, пишет Ленин, может быть истолкован как требование передачи власти этим Советам. Он «звучал бы теперь как донкихотство или как насмешка. Этот лозунг, объективно, был бы обманом народа…» Он лишь укрепляет иллюзию, «будто можно бывшее сделать небывшим»

[703].

Из цензурных соображений Ленин принимает замену Сталиным слов «вооруженное восстание» на «решительную борьбу». Но он выступает против тех, кто на совещании ЦК опасался, что «говорить сейчас о решительной борьбе значит поощрять разрозненные выступления…» Владимир Ильич пишет: «Рабочие России уже достаточно сознательны, чтобы не поддаваться на провокацию… Что решительная борьба возможна лишь при новом подъеме революции в самых глубоких массах, это тоже бесспорно». Ясно и то, что впереди «будут еще многоразличные этапы» и в случае «окончательной победы контрреволюции», и в случае «нового подъема новой революции». Задача партии как раз и состоит в том, чтобы из этих «многоразличных» вариантов реализовался второй. А для этого «не достаточно говорить о подъеме революции… Надо учесть именно наши уроки. А этот учет даст именно лозунг решительной борьбы против захватившей власть контрреволюции»[704]

.

Дата написания статьи «К лозунгам» давалась слишком неопределенно — «середина июля». Между тем есть основания полагать, что она была готова утром 16 июля для передачи Сталину. Именно 16-го он должен был выступать с докладом на Второй общегородской конференции. И, возможно, именно к этому моменту относятся воспоминания Орджоникидзе…

Он рассказывает, что примерно «через несколько дней» после отъезда Ленина из Питера, Сталин послал его к Владимиру Ильичу за «директивами». Приехал он в Разлив ночью, и сын Емельянова на лодке отвез его на другой берег озера. «…Пошли по кустарнику. Я решил, что т. Ленин живет на какой-нибудь даче. Вдруг мы остановились около сенокоса, где стоял небольшой стог сена. Мальчик окликнул по имени кого-то. Вышел какой-то человек. Он оказался отцом этого мальчика. Поздоровался с ним. Объяснил ему в чем дело… В этот момент подходит ко мне человек, бритый, без бороды и усов. Подошел и поздоровался. Я ответил просто, сухо. Тогда он хлопает меня по плечу и говорит: „Что, т. Серго, не узнаете?“ Оказалось, что это тов. Ленин… Беседу перенесли в „апартаменты“ Ленина и Зиновьева. Таковыми оказался стог сена… Долго я рассказывал, что делалось в городе в их отсутствие, каково настроение среди рабочих, солдат, что делается в нашей организации, в Петроградском Совете, в меньшевистском ЦИК и т. д. Владимир Ильич, выслушав меня и задав ряд вопросов, сказал: „Меньшевистские советы дискредитировали себя… Власть у них отнята. Власть можно взять теперь только путем вооруженного восстания, оно не заставит ждать себя долго“»[705].

Мы знаем, что принимаясь за статью «К лозунгам» Ленин имел в своем распоряжении резолюцию совещания ЦК 14 июля. Вероятно именно ее и привез 15-го Орджоникидзе. Его пересказ слов Владимира Ильича достаточно близок к содержанию статьи «К лозунгам» — и здесь он вполне точен. Возможно и то, что во время данной встречи Ленин действительно посоветовал питерцам «перенести центр тяжести на фабзавкомы». А вот когда Серго пишет, что в шалаше не было никакой еды, кроме черного хлеба и селедки, то это — чистейшее мифотворчество. Весьма сомнительно и его утверждение о том, что Владимир Ильич якобы был уверен, что «не позже августа — сентября власть перейдет к большевикам и что председателем правительства будет Ленин». Размышления Ильича в статье «К лозунгам» о предстоящих «многоразличных этапах» и возможности «окончательной победы контрреволюции» никак не вяжутся с данной версией. Видимо, разговор подобного рода произошел во время второго приезда Серго в Разлив. Но об этом — позже…

Беседа с Орджоникидзе продолжалась довольно долго, «свежее сено, — пишет он, — пахло великолепно, было тепло… И разговор был прерван, так как я от усталости незаметно уснул. Утром вместо 6 часов я проснулся в 11. К этому времени Владимир Ильич приготовил ряд маленьких статей, письма к Сталину и другим товарищам. Я взял их, попрощался и ушел»[706]. Так что в Питер Серго опоздал. И когда утром 16-го конференция открылась, Сталин «директивы» еще не получил. Поэтому он, вопреки повестке дня, предложил сначала выступить с отчетом ЦК об июльских событиях, а основной «Доклад о текущем моменте» сделать на вечернем заседании. Так и поступили.