Движимый любопытством, я несколько раз побывал, в период Октябрьской революции («Десять дней, которые потрясли мир», по выражению Джона Рида), в Смольном институте. Окруженный броневиками и пулеметами, он был… неузнаваем… — горластые рабочие и солдатские (вернее дезертирские) депутаты в засаленных тужурках и рваных солдатских шинелях, с сорванными погонами, не только топтали по всем этажам валенками и сапогами почерневший паркет, дымя махоркой и пачкая стены, но часто храпели на полу, зарывшись в тряпки своих одежд.
И вот у Смольного возникло неожиданное препятствие — их (Ленина и сопровождавшего его телохранителя Рахью) не захотели впускать. Это, пожалуй, было самое нелепое, что могло с ними случиться по дороге. Вождь революции, человек, который в течение нескольких недель упрямо призывал к восстанию, теперь оказался у закрытых дверей — его не хотели впускать в здание, где размещался штаб революции. Дело в том, что его пропуск был белого цвета, но такие пропуска уже были недействительны. Теперь в ходу были красные пропуска. Минут десять Ленин и Эйно Рахья спорили с охраной, и только когда напиравшая сзади толпа, возроптавшая из-за заминки у входа, смяла сопротивление охраны и прорвалась внутрь здания, Ленин и Эйно Рахья были буквально внесены в Смольный с потоком дерущихся, орущих, толкающих друг друга людей. Повернувшись к Эйно Рахья, Ленин сказал: «Видишь, победа всегда на нашей стороне!»
Некоторые эпизоды, правдивы они или нет, сами по себе занятны. Бонч-Бруевич, например, рассказывает, что, придя в Смольный, Ленин снял только платок, которым была повязана щека, но оставался в парике до того момента, пока не пришло известие о взятии Зимнего дворца и аресте министров Временного правительства. Ленин решил тогда провести остаток ночи в квартире Бонч-Бруевича. Перед уходом Бонч-Бруевич предложил Ленину снять парик и обещал спрятать его, сказав: «Кто знает, может быть, еще пригодится». По другой версии, Ленин, войдя в комнату, где заседал ВРК, привычным жестом снял кепку, а вместе с ней случайно прихватил и парик. Заметив это, он рассмеялся, снова натянул парик на голову и уже потом снял его совсем.
Предстояла бурная ночь. На несколько кратких часов Ильич прилег отдохнуть в пустой комнате, куда его привели. В ней было несколько стульев и пара столов. На полу в одном из углов были грудами навалены газеты, кипы листовок. Из этих газет смастерили Ленину постель. Было холодно. Пришлось сверх пальто укрыться широкими газетными листами.
Задним числом мнения специалистов, историков сходятся на том, что, если бы в Петрограде находился хотя бы один полк, верный России, никакого переворота не произошло бы и штаб-квартира большевиков в Смольном была бы разгромлена.
Однако, как пишет очевидец тех событий Н. Н. Суханов, «сопротивления не было оказано. Начиная с двух часов ночи, небольшими силами, выведенными из казарм, были постепенно заняты вокзалы, мосты, осветительные учреждения, телеграф, телеграфное агентство. Группки юнкеров и не думали сопротивляться. В общем, военные операции были похожи скорее на смены караулов в политически важных центрах... Город был совершенно спокоен. И центр, и окраины спали глубоким сном, не подозревая, что происходит в тиши холодной осенней ночи». Керенский утром выехал (это походило на бегство) «навстречу верным войскам с фронта». Никаких серьезных мер по предотвращению переворота Временное правительство не делало и сделать, видимо, уже не могло. Власть валялась на мостовой Петрограда.
Было убито девять человек из дворцовой охраны и шесть матросов. Таков был общий счет жертв изнурительно долгой осады Зимнего.