Ленин. Вождь мировой революции (сборник)

Мне не удалось найти Гумберга, но недалеко от комнаты Военно-революционного комитета я встретился с бледным, заросшим трехдневной щетиной Восковым, чему был несказанно рад. Он несся по коридору, но остановился, хлопнул меня по спине и произнес счастливым хриплым голосом:

– Начинается! Матросы прибыли в полном составе. Теперь не будет никаких проколов! Владимир Ильич настаивает: больше никаких промедлений.

Он хотел было умчаться прочь, но я схватил его за руку. Однако он продолжал идти, и я пошел за ним, забрасывая его вопросами. Он сам видел Ленина? Нет, до Ленина добраться невозможно.

– Если хотите знать, вы, наверное, прошли бы мимо него, когда он был в белом зале, если бы вы оказались там немного раньше. По крайней мере, он там был, в парике и в кепке и в больших очках, сидел там с несколькими большевиками, пока там совещались разные партии и фракции. Я слышал, что Дан узнал его, смутился и прошел дальше. Теперь, я думаю, он ушел в приемную. Туда заходят курьеры, а кое-кто выходит с записками, поэтому, я полагаю, он сейчас разбирается с вопросами. Прошлой ночью и сегодня он расспрашивал нескольких наших людей. Он хотел знать все в подробностях. Теперь он волнуется лишь об одном – о Зимнем дворце. Но мне пора идти.

Он побежал вниз по лестнице, я – за ним.

– Еще одно, Восков. Он не собирается появиться сегодня? Он не выйдет на сцену?

– Откуда я знаю? Все, что я знаю, – это то, что он сейчас здесь, и никаких уступок не будет, и с кровопролитием или нет, но Зимний будет взят. А до этого он не собирается костьми ложиться ради этого съезда (не собирается умереть до съезда). Сегодня днем все было по-другому. В Петроградском Совете в основном наши люди, он управляется рабочими с Выборга. После того как дворец будет наш, а министры арестованы, пускай воют меньшевики и эсеры – это не пойдет им на пользу.

Я проводил его взглядом, хотя у меня в мозгу вертелась еще дюжина вопросов. Почему Ленин сохранял инкогнито до такой поздней даты? Существовала ли для него в реальности какая-нибудь опасность даже сейчас? Было почти десять утра, и делегаты заполонили все коридоры, расселись по всем подоконникам, едва ли не свешивались с громадных канделябров в огромной комнате, – так мне показалось, когда я вошел. Я почувствовал, что что-то будет. Был ли это на самом деле шанс, что съезд проголосует против восстания, хотя войска, о которых шла речь, могли окружить нас и захватить Ленина? Я выследил Рида: он сидел далеко в зале. Я начал локтями проталкиваться к нему и с облегчением увидел, что он положил свое свернутое пальто рядом с собой, чтобы сберечь для меня место. Направляясь к нему, я увидел Петерса – делегата, несколько я помню, от латышей. Он сидел рядом со Стучкой, их главным оратором. Я двинулся было к нему, знаками давая понять, что хотел бы увидеться с ним, и он направился к проходу, всем видом показывая, что не слишком рад этому. Но мне было все равно. Я почувствовал, что просто не усижу на месте, пока не получу ответа. Позже он сказал мне, как смешно я выглядел – бледный и растрепанный. Вокруг нас стоял такой гвалт, что вряд ли меня мог бы кто-нибудь подслушать, но я, тем не менее, напряженно зашептал. Однако он не расслышал меня. И тогда я выпалил:

– Почему Ленин все еще маскируется? Ему что, грозит опасность? Казаки в городе?

Он терпеливо ответил, удивленно глядя на меня своими добрыми голубыми глазами:

– Нет, нет – все в порядке. Товарищ Ильич просто хочет выждать, немного оглядеться, все взвесить. Поэтому его никто не видел со вчерашнего дня. Он знакомится с картой, берет контроль в свои руки, но при этом остается за сценой. А для чего ему торопиться и показываться на людях? Дело не в том, что он всех дурачит: все понимают, что он управляет спектаклем. А теперь вы позволите мне уйти и занять свое место, Альберт Давидович?..

* * *

Мы с Ридом решили пойти к Зимнему дворцу и посмотреть, что там происходит. Нам пришлось немного подождать, чтобы вся наша группа собралась. Наконец Брайант, Битти, Рид и я, дрожа, стояли на ступеньках Смольного. К нам еще должен был присоединиться Гумберг, он с кем-то договаривался, чтобы нас туда отвезли, если не до самого Зимнего дворца, который был в двух милях от Смольного, то хотя бы поближе к нему, чтобы можно было быстро дойти пешком.

Все мы, пятеро американцев, и Гумберг написали о том, как мы ехали в огромном грузовике. Мы сбились в кучу в дальнем углу кузова, где стояли несколько матросов и казак из Дикой дивизии (как я истово надеялся, дезертир).

Матросы в своих бескозырках, с развевавшимися сзади ленточками, и казак в высокой косматой шапке из черного меха отодвинулись и дали нам место среди высоких кип листовок, ружей и амуниции. В добродушной манере, типичной для матросов, с которыми я разговаривал на Балтийском флоте (что отчасти выражает их уверенность в себе), нам было сказано:

– Нас здесь наверняка могут подстрелить, сами понимаете, но все равно поехали: мы вас прокатим с ветерком.