Ленинград

В ночь на 15-е на небе высыпали крупные звезды. На западе, в районе Ораниенбаумского плацдарма, полыхали багровые всплески, оттуда слышался грозный и глухой гул. К утру, однако, снова наползли низкие облака, моросило, туман, правда, поднялся только в низинах, позиции противника просматривались достаточно хорошо. Л. А. Говоров и А. А. Кузнецов поднялись на наблюдательный пункт, оборудованный на недостроенном Доме Советов — здании на Московском проспекте, перед которым установлен ныне аникушинский памятник В. И. Ленину. Томительно тянулись последние минуты, тишина, никакого движения, даже не верилось, что все там зальет сейчас яростное, всепожирающее пламя.

9 часов 20 минут. Дрожь пробежала по земле, как будто ее всколыхнуло. Не считая реактивной артиллерии, 2300 орудий перепахивают сейчас главную полосу прорыва, посылая туда снаряд за снарядом, с резким свистом пролетают они над нашими позициями, огонь и дым поднимаются над траншеями. Грозные взблески над Невой, над Финским заливом: в разрушении бетонированных укреплений врага участвуют линейный корабль «Октябрьская революция», крейсеры «Киров» и «Максим Горький», лидер «Ленинград», эскадренные миноносцы — те самые корабли, чья артиллерия преграждала фашистам дорогу к Ленинграду в сентябре 41-го. Крошится, раскалывается, стонет бетон фашистского «северного вала», с грохотом взлетают на воздух минные поля, сравниваются с землей траншеи, растапливаются опаленные жаром лед и снег, на поверхности промерзшей за зиму земли проступает вода.

Солдаты на переднем крае безбоязненно поднялись на брустверы: пришел он наконец — час возмездия!

10.15. Со стороны Ленинграда нарастает мощный гул: летят чернокрылые штурмовики… Канонада достигает таких высот насыщенности, что даже видавшие виды военачальники, даже М. С. Михалкин, который командует артиллерией 42-й армии, с некоторым недоверием к собственному восприятию прислушиваются к ошеломляющим раскатам грома и грохота, способным, кажется, сотрясти само небо.

В первой цепи поднимаются в атаку более 10 тысяч бойцов и офицеров.

Наблюдательный пункт генерала Симоняка — на главной Пулковской высоте, вблизи развалин обсерватории, в траншее, перекрытой бревенчатым накатом. Тут же землянка, где можно отдохнуть, под рукой рация, перископ, стереотруба, карта — все самое необходимое. За последние месяцы у генерала явно прибавилось седины, а на лице глубже залегли суровые складки: в сентябре прошлого года фашисты сбили самолет, на котором летели в Ленинград его жена и сын, пятилетний Витька. Симоняк, однако, не растерял прежней своей энергии, напористости, сейчас он весь внимание. Пристальнее всего он вглядывается в происходящее на пути к Большому Виттолову. Эта высота, превращенная фашистами в мощный опорный пункт, располагается между Пушкином и Красным Селом, она словно хитроумный замок, не сбив который вражеской обороны здесь не взломать.

Наступал прямо на Большое Виттолово батальон гвардии майора Дмитрия Зверева, жизнерадостного сибиряка, с серьезными, вдумчивыми глазами. Перед самой войной он окончил пехотное училище, попал на Ханко и был там с первого до последнего дня обороны. За мужество: при прорыве блокады его наградили орденом Красного Знамени. По молодости лет порою излишне горячий и резкий, он на глазах обретал способность быть выдержанным, настойчивым во всем, что касалось дела. Сейчас, перед атакой, Зверев поднял своих солдат на ноги минут за пять до конца артиллерийского наступления:

— Только не медлить. В траншеях первой цепи не задерживаться.

Они достигли ее практически беспрепятственно. Глубокий противотанковый ров за нею тоже преодолели без особого труда: фашисты не успели его затопить, как планировали. И вторую траншею пересекли быстро. В третьей кое-кто из фашистов успел взяться за оружие, но было уже поздно: огневые точки тут же забрасывались гранатами, глушились автоматными очередями.

За третьей траншеей первую цепь сменила вторая, и скоро сюда добежал сам Зверев. Устроившись в небольшом овражке, он рассматривал теперь в бинокль Большую Виттоловскую высоту: впереди открытое пространство, его надо обязательно преодолеть до тех пор, пока гитлеровцы в панике.

Неожиданно для себя Зверев вдруг приметил дот у самого подножия высоты. Совершенно неразрушенный. Тронув за плечо залегшего рядом с ним командира артиллерийского дивизиона, спросил:

— Видишь дот?

— Вижу. Целехонек…

Как только снаряды принялись рвать неподатливые серые стены дота, Зверев приказал::

— К доту — штурмовую группу. Передайте им: как только артогонь прекратится — сразу вперед.

Еще оседали поднятые взрывами в воздух битый лед и мерзлые комья земли, а солдаты штурмовой группы, поднявшись во весь рост, уже обтекали дот, блокировали его со всех сторон.