Читаем Ленинградский панк полностью

Спине горячо. И в глазах почему-то темно. Ноги какие– то ватные. Будто резко устал. Не отпуская руку гопника с розочкой, ты тяжело садишься на теплый асфальт. Сейчас, сейчас, ты встанешь, только отдохнешь немного… Где-то далеко-далеко дико кричит Мурзилка:

– А-а-а! Сволочи! Вы же убили его! Убили!

Меломан и белобрысый с розочкой убегают. А Речфлот остается стоять рядом с тобой, не в силах оторвать взгляд от густой черной крови, вытекающей из раны. Смотрит, словно не верит, что это сделал он. На его лице то ли кривится улыбка, то ли это просто судорога. Мурзилка стоит на коленях перед тобой, среди битого стекла, обнимает и не дает упасть на спину.

– Мурзилочка, – тихо шепчешь ты. – Иди домой. Все будет хорошо.

Из ближайшей парадной выбегают три похожих друг на друга мужика. Будто бы это один человек с разницей в пять лет. Это братья Захаровы. Или просто «Захары». Старший и средний с пшеничными усами. Младшего ты уже знаешь. Но сейчас он не в дембельском наряде. Все три брата в синих легких тельниках, трениках и тапочках. Они подбегают к вам.

– Помогите! Пожалуйста, помогите! – молит Мурзилка.

– Ирка, так это ты орала? – удивляется средний Захар. – Твой, что ли?

– Ах ты ж, ебтать, – говорит старший, увидев заточку в твоей пояснице.

– Зацени, Захар. Прилетела гондону ответочка, – Речфлот гордо, вразвалочку подходит к Захару-младшему. – Это же тот каратист, бля, что у «винного» на тебя прыгал.

– Да ебанись ты, Водик – это не он. Я того отлично помню. Черта челкастого. Ну и мудак же ты… – Захар-младший больно стучит указательным пальцем по лбу опешившего мстителя.

– Херово дело, – говорит Захар-старший. – Но пока живой. Заточку только не трогайте до скорой.

– Неотложка не успеет. Надо его в больничку скорой помощи везти, – говорит Захар-средний.

Речфлот смотрит на них ничего не понимающим мутным взглядом.

– Ребят, да вы чо? Совсем ебу дались? Он же с той стороны!

– Какой же ты все-таки придурок, Водик! – тяжело вздыхает Захар-старший. – Ты за хулиганку или за убийство хочешь срок мотать? Ты ж теперь по взросляку пойдешь, не то что раньше.

– Че? – недоумевает Речфлот. – Че?

– Хуй в очо! Пошел на хуй отсюда. – Захар-средний садится на мотоцикл. Заводит. – Грузите его. Только аккуратно. И девчонку отцепите. Ира, отпусти его. Так надо.

Мурзилка перестает рыдать.

– Нет! Нет! Не надо. Я с ним поеду.

Мурзилка влезает в коляску мотоцикла. Захары – старший и младший – бережно кладут тебя в коляску на живот, головой на колени Мурзилке.

– Ты это, девка, извини меня, – вдруг что-то проясняется в голове под кепкой «Речфлот». – Похоже, попутали мы твоего пацана. По пьяни. Не со зла.

Все молчат, только ты стонешь, да мотоцикл кряхтит, фырчит, издает весь спектр известных ему неприличных звуков, но все-таки заводится.

– Тут ехать-то минут пять от силы. Может, и дотянет, – говорит Захар-старший Мурзилке, поглядывая на твое белое лицо, – только не давай ему засыпать.

Мотоцикл срывается с места и летит, прорываясь дворами к Будапештской улице, и выныривает на нее прямо у пивбара «Аквариум». Твоя голова удобно лежит правым ухом на мягких ногах Мурзилки. Ее лицо склонилось к твоему. Почему-то вверх ногами. Лицо вверх ногами. Вот смехотура. Такое большое. Такое смешное и родное. Ужасно хочется ее поцеловать. Но что-то навалилось на тебя и не дает ни повернуть, ни поднять тяжелую голову. А Мурзилка, глупая, все плачет и причитает:

– Энди, миленький. Только не засыпай. Только не умирай.

Умирать? О чем это она? Ерунда какая-то. Ты даже и не собирался. Это прошлой ночью все было плохо и в голову лезли такие дурацкие мысли. А сейчас у тебя все супер. Лучше не бывает. Ты со своей любимой девушкой летишь через Вселенную в маленькой рычащей ракете. Вы сегодня записали лучший в мире альбом лучшей в мире группы, потом разделались с бандой гопников-меломанов, а теперь летите к сияющим звездам. Ты хочешь успокоить Мурзилку. На твоем пергаментном лице появляется подобие улыбки. Пытаешься ей что-то сказать. На губах лопается кровавый пузырь.

Мотоцикл с визгом тормозит и останавливается у приемного покоя больницы скорой помощи имени Джанелидзе. Захар-средний выскакивает из люльки и бежит внутрь.

Глава Последняя. В Эфире!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Браки совершаются на небесах
Браки совершаются на небесах

— Прошу прощения, — он коротко козырнул. — Это моя обязанность — составить рапорт по факту инцидента и обращения… хм… пассажира. Не исключено, что вы сломали ему нос.— А ничего, что он лапал меня за грудь?! — фыркнула девушка. Марк почувствовал легкий укол совести. Нет, если так, то это и в самом деле никуда не годится. С другой стороны, ломать за такое нос… А, может, он и не сломан вовсе…— Я уверен, компетентные люди во всем разберутся.— Удачи компетентным людям, — она гордо вскинула голову. — И вам удачи, командир. Чао.Марк какое-то время смотрел, как она удаляется по коридору. Походочка, у нее, конечно… профессиональная.Книга о том, как красавец-пилот добивался любви успешной топ-модели. Хотя на самом деле не об этом.

Дарья Волкова , Елена Арсеньева , Лариса Райт

Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Проза / Историческая проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия
Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары