Ленивые хитрецы

Кеша стал помогать матери. Взял со стола тонкий, зыбкий кружочек теста, слепил пельмень и, будто между прочим, спросил:

- А папа где?

- Где ему быть? - недовольно ответила мать. - В море уплыл. Церковь какую-то на дне Байкала искать будет. Сказывал, не приду, пока не найду.

Мать пересчитала пельмени, слепила напоследок секретный пельмень с ниточкой вместо мяса и отряхнула руки.

- Сбегай, Кеша, погляди. Может, приехал.

Кеша помчался на берег. Неужели и в самом деле есть та церковь? Нет, не может этого быть. Мать что-то перепутала!

На берегу слышались голоса, тренькала балалайка. По воскресеньям на Байкале всегда полно народа. В деревнях люди идут вслед за гармошкой на главную улицу, на степных полустанках встречают поезда на перронах, а вот тут, где родился и жил Кеша, люди шли на Байкал. Постоять, послушать, как шумит волна, затянуть в полный голос душевную песню.

У причала Кеша увидел Лехиного отца, деда Казнищева и других рыбаков. Кеша сбавил шаг и вразвалку, будто бы ничего такого особенного не случилось, пошел к рыбакам.

В центре круга стояли дед Казнищев и какой-то молодой незнакомый рыбак. Видимо, из другого поселка. Шел спор. Казнищев что-то доказывал, а чужой рыбак посмеивался и без конца повторял: «Да ну тебя! Тоже выдумал!» Кеша протиснулся в круг, прислушался. Разговор шел про церковь и про Кешиного отца.

- А я тебе говорю, есть церковь, и все, - кипятился Казнищев. - Не понимаешь, так лучше молчи!

- Да ну тебя! Тоже выдумал! Откуда ей взяться на дне Байкала? - возражал рыбак.

- Откуда надо, оттуда и взялась. Сто годов назад было тут землетрясение. Понял? Ну вот, все село и провалилось в воду - и дома, и церковь. С тех пор залив и прозвали Провалом. На карте видал ай нет?

- Чего видать! Сто раз по нему плавал. Ты лучше вот чего скажи: ты сам церкву эту видал или не видал?

Казнищев замялся, покашлял для видимости в кулак.

- Мало чего не видал! Может, ту церкву песком занесло, потому и не видал. Кум мой видал. Понятно?

- Тоже выдумал - кум! Когда он видал, твой кум?

Казнищев начал один за другим загибать пальцы и вслух что-то считать.

- Восемьдесят годов назад видал. Вот когда. Правильный человек был, царствие ему небесное. Не то что некоторые другие…

Чужой рыбак, очевидно, хотел позлить Казнищева.

- Тоже выдумал - восемьдесят годов! Разве ж церковь против Байкала устоит? За восемьдесят годов от нее один пшик останется.

- Сам ты пшик! - обиделся Казнищев. - Кешкин отец вернется, сразу тебе язык укоротит. На судоверфь за водолазом поплыл. Кешкин отец не только церковь - он тебе што хошь найдет!

Спор на минутку угас, а потом все пошло сначала, как в сказке про белого бычка. Кеша постоял еще немного и пошел разыскивать Тоню.

Искать Тоню долго не пришлось. Неподалеку от причала на старой, поваленной ураганом лиственнице сидели с вязаньем в руках женщины. Тоня сидела рядом в новом голубом платье и смотрела на Байкал. Кеша подозвал Тоню и, когда отошли в сторонку, принялся рассказывать про церковь и вообще про все, что услышал от Казнищева.

Но оказалось, что Тоня уже знала все без него.

- К нам твой папа вчера вечером приходил, - сказала она. - Он у нас до самой ночи сидел.

Кешу как иголкой в сердце кольнуло.

- Что он тебе говорил?

- Ничего не говорил. Он за Пашку Петуха ругал. Я Петуху про церковь рассказала.

- Правильно ругал. Чего ж ты обижаешься?

- Я, Кеша, не обижаюсь. Он тебя тоже ругал. Он говорил: кому надо не сказали, а кому не надо - сказали.

- А я при чем? Ты ж сама раззвонила!

- Все равно он ругал. Он говорил: «Разве это сын! Куплю рясу и пускай в церковь к Пашке идет».

- Не говорил он этого!

Тоня обиженно поджала губы:

- Значит, я, по-твоему, вру, да?

Тоня снова принялась рассказывать, как было дело и что говорил про него отец, но Кеша не стал слушать.

- Ты на меня вины не сваливай. Я домой пошел. Меня мама на минутку послала.

Кеша пришел домой расстроенный. Рассказал матери, что отца нет и, наверно, скоро не будет, поглядел украдкой на сырые пельмени и взял с полочки краюху хлеба. Щи или суп можно есть порознь - кому когда вздумается, а пельмени нет. Соберется к столу вся семья, поставят на стол огромную дымящуюся миску, тогда и ешь - хоть сто штук, хоть двести, хоть все триста, на сколько хватит у тебя способностей.

Кеша пожевал черствую краюху, запил водой и снова отправился на берег. Но долго еще пришлось ему ждать, вглядываться в синюю, застывшую гладь Байкала. Приплыл отец уже перед самым заходом солнца.

Сначала за утесом справа послышался стук мотора, потом показался краешек мачты, потом появился и сам катер. Люди на берегу заволновались, зашумели.

Отец Кеши сидел на корме и правил к берегу наискосок, мимо острых, вылезших из воды камней. На носу катера лежала длинная черная штуковина - не то якорь, не то какие-то грабли. Кеша насадил поглубже очки, пригляделся и ахнул: на катере, свесившись над водой, лежал большой ржавый крест.