Лента Мебиуса

Хотя Самсон и не был растерян, но он был очень недоволен собой. Арест прямо у трапа самолета произвел на него удручающее впечатление. Короля везли по улицам его столицы в грязной машине с решетками на окнах. Как дикое животное…

Он был просто обязан предусмотреть такое развитие событий.

Помощь извне? Кто будет спасать короля? Кому в наше время нужны короли?..

Самсон не тешил себя надеждой. И все же…

– Да Влатти, – сказал король, – где же ваши друзья, где эти бескомпромиссные борцы за свободу слова и демократию? Почему я их не вижу? Почему их не посадили вместе с вами? Где ваши славные правозащитнички?

– Ваше величество! Диссиденты никогда не были моими друзьями!

– надменно произнес да Влатти. – У меня вообще нет друзей. Их и не должно быть у настоящего художника. Художник всегда одинок…

– Очень жаль, – вмешался в разговор Лаубе, – кое-какие людишки на свободе нам бы сейчас пригодились.

Да Влатти, не глядя ни на кого, в пространство:

– Художник всегда одинок, но это не значит, что нет на свете людей, которым он дорог…

Звякнули ключи, дверь камеры отворилась, и в ее проеме появились двое тюремщиков.

– Гражданин Самсон! На выход! – произнес одни из них, пряча глаза.

Арестанты заворчали. Раздались голоса:

– Который день сидим без допроса!

– Где же справедливость?!

– Королям, значит, без очереди!

– Мы требуем демократического суда! – одновременно выкрикнули маркизы.

– А я требую вина, хлеба и зрелищ! – возвысил голос да Влатти.

– Вина ему захотелось! А зуботычину не хочешь? – угрюмо спросил тюремщик.

– Вы перепутали, – сказал Лаубе, обращаясь к да Влатти, – Армбург – это, голубчик, вам не Древний Рим.

– Я требую вина, хлеба и копченой колбасы! – настаивал да Влатти.

– Этот чревоугодник требует генеральский паек?! Получить хотя бы баланду! Третий день маковой росинки во рту нет, – занервничал священник, поднимаясь с колен. – Могли бы, кажется, хотя бы к служителям церкви отнестись по-человечески…

Тюремщик бросил на Лемке суровый взгляд.

– Ишь, какую будку наел, ваше преподобие! Поститься надо. Поститься! Сами же с детства нам вдалбливаете, что пост полезен!

– Полезен пост, а не голод! – высокомерно разъяснил тюремщику Лемке.

– Я требую вина, хлеба и вареной колбасы, – бубнил писатель, слегка понизив пафос.

– Вот же нахал! – восхитился второй надзиратель. – Заказывает, словно в ресторане сидит! Может, тебе еще и барашка на вертеле подать?

Тюремщики зареготали.

– Я прошу хотя бы чашечку кофе по-турецки и пару хорошо поджаренных коржиков, – уступил писатель, потерявший представление о том, где он находится, – мне нужно приободриться. И потом, разве вы, уважаемые господа с ключами и наручниками, не знаете, что людям умственного труда необходимо усиленное питание…

– Подожди, паскуда, – в один голос сказали тюремщики, – мы скоро вернемся и таких тебе коржиков нарежем… Хватит болтать!

По вдруг вспыхнувшему огоньку в тусклых глазах надзирателей можно было догадаться, что им приятно покрикивать на людей, которые вчера были сильными мира сего, а сегодня превратились в самых обычных узников.

Тюремщики подошли к Самсону.

– Ну, что копаешься, господин бывший король?

Свергнутый монарх тяжело шагнул к двери.

Гельминтолог состроил участливую физиономию.

– Если сразу поведут на тюремный двор, это значит, вас уже приговорили заочно. Вас поставят к стенке, зачитают смертный приговор и тут же приведут нго в исполнение, это произойдет так быстро, что вы не успеете опомниться. Это лучше, чем томиться годами, ожидая дня казни. Всё же, согласитесь, определенность лучше неопределенности, – успокоил Самсона Лаубе, – вы же сами так говорили… Помните, когда было голосование, казнить или не казнить Урбана? Что ж, вы не первый и вы не последний король, которого укокошивают таким макаром. И хотя вас, скорее всего, прикончат как простого мародера, попытайтесь отнестись к смерти философски – что наша жизнь!.. Когда увидите дула винтовок, направленные вам в лоб, не корчите из себя героя, а постарайтесь зажмуриться. Это очень помогает! Так делали все ваши предшественники. И еще! Не забудьте мужественным голосом, осипшим от ужаса, выкрикнуть «Всех не перестре!..» Это восклицание украсит вашу доблестную смерть у облупленной тюремной стены и сделает ваше имя легендарным, даже если перед самым выстрелом вы успеете обделаться от страха! Надеюсь, вас воодушевили мои напутственные слова?

Тюремщики надели на криво улыбающегося Самсона наручники и повели длинными мрачными коридорами через всю тюрьму. Шли минут пятнадцать. «Никогда не думал, что армбургская тюрьма столь огромна, – про себя возмущался Самсон, – не меньше моего бывшего дворца».

Наконец его привели в тюремный двор, сняли наручники, поставили у стены и велели ждать. Самсон не был трусом, но тут у него затряслись поджилки. Он вспомнил, чтО пьяной ночью говорил Аннет о крайне неприглядных обстоятельствах смерти последнего русского царя.