Леонард Коэн. Жизнь

– Там хорошо работалось, – говорит Морт Розенгартен, который два месяца жил в доме Леонарда на Гидре. – Это было особенное место: без электричества, без телефона, без водопровода. Там было красиво и – в то время – очень недорого, так что лучшего места для того, чтобы писать, ему было не найти. У нас был приятный распорядок дня. Мы ложились спать часа в три ночи, но вставали очень рано, около шести, и работали до полудня. Я начал рисовать – собственно говоря, именно там я впервые серьёзно занялся рисунком: я учился на скульптора, но никогда не занимался рисунком и живописью; к тому же, Леонард достал мне немного гипса, и я мог делать и скульптуры тоже. В полдень мы спускались к берегу, плавали, обедали в порту, возвращались в дом, а затем – сиеста и счастливые часы. Было очень хорошо – весело и продуктивно. Леонард выкладывался по максимуму. Но я не смог – уверен, ни один из нас не смог – долго поддерживать такой распорядок.

Подспорьем – или, по крайней мере, развлечением – Леонарду служили разнообразные наркотики. Больше всего он любил «Макситон» – под этой торговой маркой продавался дексамфетамин, психостимулятор из числа тех, что за пределами фармацевтических кругов известны как спиды. Ещё ему нравился мандракс – очень популярный в Англии транквилизатор/афродизиак, который приятнейшим образом уравновешивал амфетамины. Эта парочка была идеальной для самозабвенно работавшего писателя; более того, в Европе их всё ещё можно было легально купить в аптеке. Макситону и мандраксу аккомпанировало трио – гашиш, опиум и кислота (последняя тогда свободно продавалась в Европе и в большей части Северной Америки).

– Мандракс это понятно, но спиды? По вашим песням незаметно, чтобы вы употребляли амфетамины.

– Видите ли, мои жизненные процессы – ментальные и физические – протекают так медленно, что спиды приводят меня в нормальное состояние.

– А кислота, психоделики?

– О, их я изучил основательно.

– По книжкам или сами пару раз закидывались?

– Конечно. И не пару раз, а гораздо больше. К счастью, они плохо действовали на мой организм – я думаю, что именно благодаря недостаточной выносливости не впал в серьёзную зависимость, хотя и продолжал их принимать: пиар у них был прекрасный. Сидя на своей террасе в Греции, я отправлялся в один трип за другим и ждал, что узрю Бога, но обычно дело заканчивалось страшным отходняком. У меня куча историй про кислоту, как у всех. Рядом с моим домом была куча мусора, из которой весной вырастали тысячи маргариток, и я был убеждён, что с этими маргаритками у меня есть особенная связь. Когда я пел или обращался к ним ласковым тоном, они, кажется, поворачивали ко мне свои жёлтые личики. Они все поворачивались ко мне и улыбались.

– Есть ли у Леонарда Коэна кислотная песня или стихотворение?

– В моём романе «Прекрасные неудачники» есть немножко кислоты и куча спидов.

– Он рассказывал вам про надпись на стене? – спрашивает Марианна. – Золотыми буквами: «Я меняюсь, я всё тот же, я меняюсь, я всё тот же, я меняюсь, я всё тот же, я меняюсь, я всё тот же». По-моему, это прекрасно.

Стив Сэнфилд вспоминает, что они «курили много гашиша и начали употреблять ЛСД и другие психотропные вещества – это была скорее духовная практика, чем развлечение». Перед ними открывалось множество дорог. Ричард Вик, британский поэт и музыкант, живший тогда на Гидре, вспоминает, что на острове «всегда имелся какой-нибудь шаман, который приезжал на некоторое время и становился звездой сезона, – специалист по таро, или гаданию на песке, или ещё чему-нибудь такому». Популярными книгами были «И Цзин» и «Тибетская книга мёртвых». Джордж Лиалиос интересовался к тому же буддизмом и работами Юнга.