Леонид Филатов

Работать над ролью Леониду было трудно. Месяц съемок в Колумбии он назвал «адской пахотой». В кратчайшие сроки надо было полностью снять фильм. Съемочная группа так уставала, что к концу дня кричащая экзотика Колумбии становилась для всех унылой и безразличной. А слова друзей, уверявших Леонида, что он едет в райский уголок почти на отдых, воспринимались как издевательство. Из газет Леонид знал, что в Колумбии «постреливают», но дома об этом особенно не задумывался. Он прочувствовал ситуацию только тогда, когда съемки пришлось отложить из-за свиста пуль на съемочной площадке. Это было, как говорится, последней каплей, уничтожившей светлый образ экзотического курорта. Конечно же, помимо изнуряющих съемок, были и другие сложности. Картина – многоязычная. То, что говорит партнер по роли, актер узнает из примерного перевода. Когда не слышишь речь на родном языке, то отвечаешь не на нюансы интонации, которые очень важны при игре, а на довольно-таки огрубленную фразу, которая тебе не понятна даже по своей интонации. Приходилось приноравливаться, обретать опыт работы в многоязычном фильме. «К тому же, – вспоминает Леонид, – очень трудно играть богатого человека, богатого, значит, свободного, не имея этого в природе... Сразу вспоминается М. Жванецкий... Потом уже, задним числом анализируя фильм (ведь я отсмотрел массу картин из зарубежной жизни и снялся в не меньшем количестве), я понял, насколько картина С. Соловьева заставляет себя уважать по своему классу. К ней можно относиться по-разному, но в ней нет нашей жалкой попытки: на три рубля снять, а думать, что на миллион. В ней нет потуги...». Однако главным испытанием для Леонида на фильме была режиссерская манера работы Сергея Соловьева. «Сережа фантазирует тут же, на съемочной площадке, и совершенно непредсказуемо, – рассказывает Леонид. – Он выстраивает, выстраивает кадр, а потом вдруг быстро что-то меняет и дает новый текст. Нужно абсолютное доверие, потому что он снимает кино, и он еще будет десять тысяч раз все менять. Другой текст тебе вложит и перестроит сцену, снятую про одно, как бы совершенно про другое. Найдет способ, как это подать и без насилия, без потуги перекроить, потому что он всецело человек кинематографического мышления. Одновременно, снимая, он уже монтирует, понимая, что это целлулоид, что это пленка, что он складывает из тысячи кадров мозаику. У Сережи вольность в работе, он совершенно не закрепощен... Несмотря на все сложности, мне было комфортно все равно, потому что было очень интересно работать... Кино – это все же другое искусство, нежели театральное, и требует совершенно других приемов. Поэтому такая вольность, которая была для меня в „Избранных“, как бы естественна для кино. Если снимают театральную сцену, я знаю, что мне будет очень сложно, но я понимаю ее движение, развитие. У Соловьева то, что сейчас снимают, – это капелька в общем море, которая займет свое место, маленький камушек. И моей задачей становится биологическая необходимость упраздниться до уровня этого камушка и понимать ровно столько, сколько сейчас нужно понимать. Придерживаясь какой-то линии, но зная, что картина Сережей может быть смонтирована и задом наперед и как угодно, я должен как бы самоупраздниться, слушать его, пытаться выполнить то, что сейчас необходимо. Мне не нужно вникать в его замыслы. Есть другие режиссеры, и там уже по-другому».

ЧЕЛОВЕК НАЧИНАЛ ГОВОРИТЬ

...А началом явился испугОт нечаянно хрустнувшей ветки...

И дремучий немыслимый звукШевельнулся тогда в Человеке...Человек начинал говорить!..И, не в силах бороться с искусом,Обнаружил великую прытьВ овладении этим искусством.

Он придумывал тысячи тем,Упиваясь минутным реваншем.Говори-и-ть! – А о чем и зачем —Человеку казалось не важным.Он смолкал по ночам, но и тут —

Что ни утро, – в поту просыпаясь,Он пугался безмолвных минутИ ничем не заполненных пауз.Но однажды случилась беда...Он влюбился и смолк в восхищенье...И к нему снизошла немота

И свершила обряд очищенья...Он притих и разгладил чело,И до боли прочувствовал сноваТо мгновение, после чегоСтанет страшно за первое слово.Л. Филатов, 1969 г.

«– Творческие люди иногда как бы прозревают в своих снах, находят ответы на то, как играть роль, как писать роман, как снимать фильм. А вам снятся творческие сны?