Леонид Филатов

Игорь вяло кивает головой куда-то в сторону, но все безошибочно поворачиваются к умывальной раковине: внутренняя поверхность ее красна от крови… И тут с Левушкой происходит какая-то внутренняя метаморфоза, он весь поджимается, как перед прыжком, обводит присутствующих лихорадочно горящими глазами, встает с колен… и кидается к гримерному столику. С грохотом летят на пол ящики, коробки с гримом, дезодоранты… Наконец, счастливый и усталый, как Данко, которому хоть и с трудом, но удалось разломить свою грудную клетку, Левушка поднимает высоко над головой флакончик с алой жидкостью…

— К-р-ровь? — яростно кричит Левушка. — Вот она, твоя кровь, ублюдок! И цена ей один рубль двадцать копеек!.. И производится она на химкомбинате имени Клары Цеткин!.. А теперь я тебе покажу, какой бывает настоящая кровь!

Гордынский кидается к двери, кто-то виснет у него на руках — толпа не терпит очевидного неблагородства.

Левушка, держа над головой флакон, пытается пробиться к Гордынскому, ему мешают — ив толпе находятся милосердные души… Странно размалеванные лица… Эксцентрические одежды… Неадекватные реакции…

Нелюди. Привидения. Артисты.

Вступительные титры фильма:

СУКИНЫ ДЕТИ

Коробки с гримом. Карандаши и кисточки. Батареи лосьонов и дезодорантов. Бижутерия. Широко распахнутый глаз. Касание кисточки — и глаз становится темнее, таинственнее, глубже… В женской гримуборной расположились четыре актрисы. Это уже известные нам Аллочка и Ниночка: затем громогласная Сима Корзухина, неиспорченное дитя природы, неутомимый солдат справедливости, уроженка южной провинции, умудрившаяся сохранить родной говор даже в условиях столичной сцены; и, наконец, Елена Константиновна Гвоздилова, театральная прима, любимица критики, европейская штучка, ухоженная и уравновешенная, с хорошо отработанным выражением утомленной иронии в глазах.

— Это потому, что она доступная. — Алла продолжает обсуждение недавних событий. — Мужики это очень ценят. Ты можешь быть какая угодно страшная, но если ты подвижна на секс…

— Ал, не завидуй! — Нина старательно выводит на выбеленной щеке черную розочку. — Танька красивая. От нее еще в институте все дохли…

— И-их, дурынды! — не выдерживает Сима. — Зла на вас не хватает!.. Мы же революционный театр, на нас билетов не достать, а у вас все разговоры на уровне гениталий!..

— При чем тут гениталии? — вяло обижается Аллочка. — Тут человека чуть не убили!.. Вы же не видели, а говорите…

— Ужас, ужас! — без всякого ужаса подтвердила Ниночка. — Когда Лев Александрович выскочил с топором, я прямо чуть не описалась!

— Вот они, борцы за идею! — стонет Сима, схватившись за голову. — Шеф кровью харкал, чтобы создать театр, а они превратили его в бордель!

— Будем объективны, Симочка, — не поворачивая головы, ровным голосом произносит Елена Константиновна. — Рыба, как известно, гниет с головы. Нельзя руководить театром, находясь полгода в Англии..

— Ах вот ты как заговорила! — у Симы в глазах запрыгали зеленые сатанинские огоньки. — Хозяин за дверь — лакеи гуляют?.. Или тебя в другой театр поманили, независимая ты наша?..

— Сима, если вам не трудно, давайте останемся на «вы», — так же бесстрастно произносит Елена Константиновна. — Никуда меня не поманили. Просто я не люблю патриотического кликушества.

— Видали, девки? — Симе нужна аудитория, и она незамедлительно берет в союзницы Аллочку и Ниночку. — Корабль еще не тонет, а крысы уже бегут с корабля!..

* * *

В другой гримуборной, сложив руки на коленях и опустив очи долу, сидит умытый и причесанный Игорь Гордынский. Весь он исполнен смирения и покорности, как монастырский послушник, случайно опоздавший к молитве, и видно, что он себе в этом качестве чрезвычайно нравится. Перед Игорем гневно вышагивает Федяева, которая за маской вполне убедительного гнева тоже никак не может скрыть удовольствия от нечаянно выпавшей ей общественной нагрузки.

— Ты учти, ситуация накалилась до предела, — говорит Федяева. — Актеры тебя терпеть не могут. В особенности мужчины!

— Зато женщины меня терпят, — застенчиво улыбается Игорь. — А женщины — лучшая половина человечества…

— Ты не юродствуй! — пытается осадить его Федяева. — Еще один скандал — и вылетишь из театра. Это я тебе обещаю!

— Неисповедимы пути Твои. Господи! — вздыхает Игорь. — Может, и вылечу. А может, и все вылетим…

— Это что за намеки? — настораживается Федяева, и лицо ее покрывается пунцовыми пятнами. — Что ты городишь?.. Куда это вылетим?..

— В трубу, Лидия Николаевна! — Игорь впервые отрывает глаза от пола и смотрит на Федяеву. — Би-би-си слушать надо!..

* * *

В следующей гримуборной происходит бурное объяснение между Левушкой и его женой Татьяной. Вряд ли по ее поведению мы смогли бы определенно заподозрить ее в супружеской неверности — нет, она ведет себя так, как в подобной ситуации вели бы себя все остальные жены, но что сразу бросается в глаза — это то, что она действительно очень красива.