Читаем Леонид Гайдай полностью

Леонид Гайдай

— Не очень. Первый раз меня долбанули в пятьдесят восьмом году, за «Жениха». Так шарахнули, что я долго не мог очухаться. Хотел забросить этот проклятый комедийный жанр… Я же тебе рассказывал. Во второй раз ошпарили ровно через двадцать лет, за «Инкогнито». Тоже досталось на орехи! Всё, что мне было особенно дорого, безжалостно вырезалось.

— Значит, «Жених» и «Инкогнито» коснулись той части правды, о которой нельзя было говорить.

— В том-то и дело! — подхватил Гайдай. — Ну, «Жениха» ты видел, а в «Инкогнито» в первом варианте у меня было много по-современному острых сцен. Например, эпизод «Показуха», потом эпизод — дети встречают Хлестакова и торжественно преподносят ему цветы. И много других.

— Ну и что? — спрашиваю. — Не прошло?

— Какое там! Всё вычистили! Все сцены, которые я не механически переносил из пьесы, а творчески обогащал, осовременивал, полетели в корзину. А в заключение, на последней инстанции, уже сам Ермаш попросил убрать знаменитые гоголевские слова: «На зеркало неча пенять, коли рожа крива». <…>

— Всё-таки «Инкогнито» приняли, — напомнил я Гайдаю.

Он ответил, что приняли с трудом, после множества переделок. Дали вторую категорию, в Доме кино не показали… И опять зарекался снимать комедийные фильмы»^{201}

Сам Гайдай дополнил этот рассказ уже в постсоветское время: «Замахнулись на «Ревизора». Тут-то мы и ударились носом о стол. Слишком много аллюзий там возникало: поцелуи городничего, названия сцен: «От конфронтации к взаимопониманию». Или: приезжают городничий и Хлестаков в училище, к ним бегут дети с цветами, а им вручают коробки конфет. Лекаря-немца играл Александр Ширвиндт. Этот лекарь всегда такой старенький, глухой, а у меня красавец, на всех так смотрит свысока. И финал такой был: горят свечи, идет Ширвиндт, гасит эти свечи, и Бондарчук за кадром читает: «Неча на зеркало пенять, коли рожа крива. Народная пословица». Принимал картину зампред Госкино Борис Павленок — и принял без поправок, целиком. А редактором был Даль Орлов, он сказал: «Что-то я ничего не понимаю». И начались вызовы в кинокомитет. Я сказал Павленку: «Вы же портите фильм. Я вырежу, но будет хуже». И однажды не выдержал: «Боитесь потерять свое место, боитесь, что скажут там?» и всякие другие слова… «Инкогнито» вышел на экраны в 78-м году, «Жених с того света» в 58-м. Между ними, двадцать лет, я работал более или менее нормально. Умный человек Михаил Швейцер: всё, что его заставляли вырезать, сохранил. И потом восстановил свой фильм по повести Тендрякова «Тугой узел». А у меня ничего нет. Делал все поправки, потому что люди работали, им надо получить деньги. Ни одной картины на полке нет»^{202}.

От эпизода с поднесением гимназистами цветов Хлестакову в картине действительно ничего не осталось, причем видно, что сцена вырезана — вместо нее под пение детского хора показываются панорамы города. В эпизоде, конечно, была слишком явная параллель с пионерами, которых в советское время привлекали на все мыслимые пропагандистские мероприятия для поднесения цветов и подарков партийным деятелям. Голос же Бондарчука вовсе не звучит в картине — так и не пришлось Сергею Федоровичу хоть как-то засветиться в работах его доброго соседа Гайдая.

Фильм «Инкогнито из Петербурга» вышел в прокат лишь 17 июля 1978 года. Причем количество копий было просто ничтожным по сравнению с большинством предыдущих картин Гайдая. Неудивительно, что лента прошла практически незамеченной — о ней почти не писали, а телевидение до сих пор показывает ее реже, чем какую-либо другую из комедий Гайдая.

Между тем «Инкогнито из Петербурга» стоит признать лучшей экранизацией «Ревизора». Все остальные попытки оборачивались именно созданием фильма-спектакля; Гайдай же стремился избавиться от примет этого жанра уже на стадии замысла. Таким образом, у него действительно получился максимально «кинематографичный» «Ревизор» — и в этом смысле до «Инкогнито…» далеко даже фильму 1952 года, который тоже не был основан на каком-либо спектакле.

В «Инкогнито…» максимально возможное для экранизации классической пьесы количество натурных съемок, традиционно бойкий гайдаевский монтаж, зажигательная зацепинская музыка и вереница блистательных актеров, играющих в едином эксцентрическом ключе. Одно удовольствие наблюдать за тем, как Гайдай буквально в каждом эпизоде стремится расцветить, оживить и предельно визуализировать упоительный гоголевский текст. Так, в сцене хлестаковского хвастовства Мигицко голосом Золотницкого произносит надлежащие слова из пьесы: «На столе, например, арбуз — в семьсот рублей арбуз», — а пальцами в то же время показывает, что этот фантастический плод, стоящий целое состояние, оказывается, был величиной с горошину. Любитель неслыханных литот и гипербол Гоголь наверняка одобрил бы такое прочтение своего шедевра.