Леонид Гайдай

Во второй половине 1963 года, пока Гайдай мучительно раздумывал над тем, что он будет снимать дальше, завязалось судьбоносное для него сотрудничество двух сценаристов — Мориса Слободского и Якова Костюковского. Первый до этого работал в связке с Владимиром Дыховичным, второй — с Владленом Бахновым. Но Дыховичный умер летом 1963 года; примерно в то же время разошлись пути Костюковского и Бахнова, которые несколько лет вместе писали тексты для эстрадного дуэта Тарапуньки и Штепселя. В 1963-м вышла в свет спортивная комедия «Штрафной удар», сценарий которой также был сочинен Бахновым и Костюковским. Сразу после этого последний станет работать в дуэте со Слободским (их сотрудничество продлится до самой смерти Мориса Романовича в 1991 году), а Бах-нов окажется постоянным сценаристом Гайдая в семидесятых годах.

Итак, в 1963 году Морис Слободской (как мы помним, соавтор сценария «Жениха с того света») сообщил Гайдаю, что они с Костюковским горят желанием написать комедийный сценарий, рассчитанный на бешено популярную троицу — Труса, Балбеса и Бывалого. Режиссера это предложение ничуть не вдохновило, тем более что с подобными идеями к нему за последнее время успели обратиться уже десятки авторов.

— Я только что снял фильм по рассказам О. Генри, — сказал Гайдай Слободскому. — И уж теперь возвращаться к тройке точно не намерен. Для меня это пройденный этап.

— Леонид Иович, — взмолился Слободской, — ведь если вы не станете снимать тройку, ее тут же подхватят другие режиссеры.

— Ну и пусть подхватывают, — будто бы равнодушно отвечал Гайдай.

Слободскому послышались в этом ответе нотки сомнения, и он продолжал настаивать на своем. Гайдай был неумолим, но в процессе разговора у них всё-таки родилась идея новой совместной комедии.

— Мне нужен положительный комедийный герой, — неожиданно сказал Гайдай. — Если вы с Костюковским согласны писать про такого героя, то, думаю, мы с вами сработаемся.

Слободской не возражал. Костюковский — тоже. На всякий случай соавторы в скором времени обратились к Гайдаю уже вдвоем. Поняв, что имеют дело с привередливым режиссером, они решили сразу выяснить, что именно ему нужно. Гайдай охотно делился своими художественными предпочтениями.

— Итак, положительный комедийный герой — это во-первых, — неустанно подчеркивал Гайдай. — Потом, конечно, романтическая линия. Вообще это должна быть светлая, жизнерадостная картина.

— А если конкретнее? — настаивали авторы. — Где должно происходить действие?

— Например, на стройке, — предложил Гайдай.

Незадолго до этого, в конце пятидесятых годов, Леонид Иович с женой и дочерью переехал в квартиру, находившуюся в новом, еще строившемся районе. Это, конечно, не было простой случайностью: массовое жилищное строительство — одна из самых ярких примет того времени. Гайдай хотел снимать современную, актуальную комедию, и стройка как место действия прекрасно вписывалась в эту концепцию. К тому же это давало широкий простор для эксцентрики, всевозможных гэгов «архитектурного» характера. Новелла «Напарник» по сей день служит блистательным тому подтверждением.

В процессе обсуждения замысла будущего фильма авторы закономерно пришли к формату альманаха. С положительным героем всё было ясно — им должен быть студент. На стройке он будет подрабатывать и заодно перевоспитывать великовозрастного тунеядца. Но для полнометражного фильма такого сюжета было явно недостаточно. А если разделить картину на новеллы, то можно показать положительного героя в самых разных жизненных ситуациях. Например, он может подрабатывать еще и репетитором — готовить к поступлению в институт какого-нибудь недоросля из мещанской семейки (весьма распространенный образ в советском кино тех лет).

Против всего этого Гайдай не возражал. Одновременно хитроумные соавторы исподволь подбирались к пресловутой тройке, которая всё никак не давала им покоя.

— В третьей новелле, — осторожно начали сценаристы, — наш студент может подрабатывать сторожем и разоблачать расхитителей социалистической собственности.

— И это можно, — согласился не ожидавший подвоха режиссер.

Тут один из соавторов выпалил:

— А играть этих расхитителей, конечно, должны Никулин, Вицин и Моргунов.

— Действительно, — подхватил второй. — Кто же еще, как не они?

— Послушайте, мы, кажется, с вами договорились, — сурово начал Гайдай.

— Леонид Иович, дайте нам сказать! Мы вовсе не хотим копирования образов из ваших короткометражек. Эти фильмы были немыми. В «Самогонщиках» герои спели по куплету — и всё. А у нас они заговорят. И это будет что-то совсем другое — вот увидите.

В конце концов Гайдай сдался. Еще одну короткометражку про Труса, Балбеса и Бывалого он, так уж и быть, может себе позволить. Тем более что и в ней центральным героем будет новый — положительный — персонаж.

Однако же первые наброски будущего сценария Гайдая решительно не удовлетворяли. Он настойчиво объяснял соавторам, что они должны писать именно эксцентрическую комедию, то есть такую, в которой действие превалирует над словом. И для Слободского, и для Костюковского подобный подход был в новинку.