Леопард

– А как вы очутились в Гонконге? – спросила Кайя и посмотрела на Харри, который, не особо заботясь об аккуратности, но весьма эффективно втягивал в себя тонкую стеклянистую лапшу из суповой чашки.

– Прилетел. Вам холодно?

Кайя автоматически вытащила руки из-под бедер.

– Но почему здесь?

– Я собирался в Манилу. В Гонконге была просто промежуточная посадка.

– Филиппины. А туда зачем?

– Броситься в вулкан.

– Который из них?

– Ну… А какие вы можете назвать?

– Да никакие. Просто читала, что там их много. И потом, что некоторые из них находятся на… острове Лусон?

– Неплохо. Там всего восемнадцать вулканов, и три из них на Лусоне. Я собирался на Маунт-Майон. Две с половиной тысячи метров. Стратовулкан.

– Вулкан с отвесными склонами, образованными слоями лавы после извержений.

Харри оторвался от еды и взглянул на нее:

– Извержения в Новое время?

– Много. Тридцать?

– Говорят, что после тысяча шестьсот шестнадцатого года было сорок семь. Последнее в две тысячи втором. Его можно привлечь как минимум за три тысячи убийств.

– Что произошло?

– Нарастание внутреннего давления.

– Я имею в виду – с вами?

– Я про себя и говорю. – Ей показалось, или он действительно улыбнулся? – Я сорвался и стал пить уже в самолете. Меня высадили в Гонконге.

– В Манилу летают и другие самолеты.

– Я понял, что, не считая вулканов, Манила ничем не отличается от Гонконга.

– В смысле?

– В смысле, скажем, удаленности от Норвегии.

Кайя кивнула. Она читала отчеты по делу Снеговика.

– А самое главное, – произнес он и показал палочкой для еды, – здесь есть лапша Ли Юаня. Попробуйте. Одной ее достаточно, чтобы попросить местное гражданство.

– Лапша и опиум.

Такие лобовые приемы были не в ее стиле, но она знала, что надо забыть про свою природную застенчивость, что это ее единственный шанс сделать то, ради чего она сюда притащилась.

Он пожал плечами и вновь сосредоточился на лапше.

– Опиум курите регулярно?

– Нерегулярно.

– А зачем?

Он ответил с набитым ртом:

– Чтобы не пить. Я же алкаш. В этом, кстати, еще одно преимущество Гонконга перед Манилой. Здесь более либеральное наказание за наркотики. Да и тюрьмы почище.

– Про алкоголь я знала, но вы еще и наркоман?

– В каком смысле наркоман?

– Вы что, должны его принимать?

– Нет, я просто хочу его принимать.

– Ради?

– Обезболивания. Вообще-то это похоже на собеседование при приеме на работу, которую я вовсе не стремлюсь получить, Сульнес. А вы когда-нибудь курили опиум?

Кайя покачала головой. Она несколько раз пробовала марихуану, когда путешествовала по Южной Америке, но ей не особо понравилось.

– А вот китайцы попробовали. Двести лет тому назад британцы стали импортировать опиум из Индии, чтобы улучшить торговый баланс. И подсадили на это дело пол-Китая. – Он щелкнул пальцами свободной руки. – А когда китайские власти запретили опиум, британцы начали войну, отстаивая свое право накачивать Китай наркотиками под завязку. Представьте себе, что Колумбия начинает бомбить Нью-Йорк, потому что американцы конфисковали партию кокаина на границе.

– Что вы хотите этим сказать?

– Только то, что мой долг как европейца – выкурить часть той дряни, которая по нашей милости оказалась в этой стране.

Кайя услышала собственный смех. Ей явно надо бы поспать.

– Я шла за вами, когда вы его покупали, – призналась она. – Видела, как вы это проделываете. В бутылочке, которую вы поставили, были деньги. А потом опиум, да?

– Ммм, – ответил Харри, рот которого по-прежнему был набит лапшой. – Что, работали в наркоотделе?

Она покачала головой.

– А почему бутылка с соской?

Харри закинул руки за голову. Суповая чашка перед ним была пуста.

– Опиум жутко пахнет. Если у тебя в кармане или в фольге комочек опиума, собаки-ищейки тебя в любой толпе найдут. А детские бутылки с сосками к тому же нельзя сдать, поэтому нет никакого риска, что какой-нибудь бомж, охотящийся за бутылками, случайно перехватит ее прямо в разгар сделки. Такое бывало.

Кайя медленно кивнула. Он понемногу расслабляется, будем продолжать в том же духе. Все, кто не говорил на родном языке по полгода, становятся разговорчивыми, стоит им встретить земляка. Это естественно. Так и будем продолжать.

– Вы любите лошадей?

Он пожевал зубочистку.

– В принципе нет. Они слишком капризны.

– Но вы любите на них ставить?

– Мне это нравится, но игромания не относится к числу моих грехов.

Он улыбнулся, и она опять поразилась, насколько улыбка меняет его облик, делая его человечным, открытым, мальчишеским. И подумала про кусочек открытого неба, который увидела над Мелден-роу.

– По большому счету азартные игры – неважная стратегия победы. Но когда тебе больше нечего терять, эта стратегия становится единственной. Я поставил все, что у меня было, плюс то, чего у меня не было, в одном забеге.

– То есть все, что у вас было, вы поставили на одну лошадь?

– На две. Квинелла. Вы выбираете двух лошадей, которые придут первыми, независимо от того, какая из них двоих выиграет.

– А деньги одолжили у триады?

Впервые она заметила в его взгляде удивление.