Елена Шейк

Лепестки Сакуры. На расстоянии полуметра

Я тебя люблю. Бойся меня.

Аделина прибавила шагу, надеясь не потерять на лету тапки и не растянуться на сыром асфальте от леденящего чувства отчаяния, успешно пробившего даже её, казалось бы, толстую, как броня мамонта, кожу. Вышла из дома чуть ли не босиком. А точнее, вылетела реактивной ракетой, не успев ни вещи собрать, ни обуться нормально. Про зонтик вообще не было времени подумать. Прохожие одаривали Аделину удивлёнными, ухмыляющимися, а порой и откровенно враждебными взглядами. В общем, какими угодно взглядами, но только не понимающими и сочувствующими, давая понять Аделине, что пора ей возвращаться домой, засиделась она в чужой стране дольше, чем надо.

В подтверждение укоризненных взглядов в свою сторону запищал телефон. Писала Сакура.

Аделинка, у тебя хоть деньги на обратный билет есть? А если нет, напиши, куда перевести. Я вот всегда говорила, что бьёт – не значит любит. Бьёт, потому что ему нравиться бить!

Аделина смахнула капли воды с экрана телефона и одним пальцем набрала ответ.

Представляешь, напялила впопыхах старые дырявые шлёпки. А тут дождь. Красота!

Сакура ответила без промедления.

Уж лучше дырявые шлёпки, чем фингал под глазом. Давай, красотка, скорей на самолёт. Я тебя жду-у-у-у в Москве.

Под пробирающим до дрожи не по-весеннему холодным дождём и по лужам, оставляющим грязные разводы на колготках, она следовала к ближайшей станции токийского метро, куда всегда боялась спускаться из-за перманентного страха заблудиться.

Но сегодня Аделину не пугало метро, дождь, промокшие ноги и насквозь пронизывающий ветер. Её пугал Таичи. Аделина решила, что не вернётся. Тем более денег на билет хватало, хоть и не на прямой рейс. Двадцать часов, включая пересадку? Неважно, зато дома! В висках стучали обидные слова Таичи, заставляя на повышенных скоростях мчать в аэропорт.

«– Ты здесь никто! Захочу, будешь работать, не захочу – будешь заниматься домом, и точка. Какая из тебя актриса? Не выдумывай. Снимаешься в клипах да в сериалах своих тупых. Я дал тебе всё, чтобы ты чувствовала себя комфортно, а ты ничего не ценишь!

– Ты не дал мне самого главного. Безопасности».

Аделина не могла больше выносить Та-чана. Надоело быть послушной, понимающей и любить того, кто перестал её ценить и уважать, а может, никогда и не делал этого, а лишь успешно притворялся, но по итогу решил в полёте переобуться в свои мягонькие абьюзерские тапочки. Удобные для него, неприемлемые для неё. И главное сухие. Ведь ему не надо было убегать в дождь от любимой, которая в приступе ярости из-за плохо приготовленного рамена или вовремя неубранной квартиры, могла бы подправить кулаком личико или в случае лайтового варианта – отлупить барабанными палочками, хотя и они в руках Таичи были смертоносным оружием.

«– Я сказал, ты никуда не пойдёшь!

– Именно так. Сейчас я бегом до метро, а потом улечу от тебя на другой край света. Я тебе не вещь! И ключи свои забери».

Ключи со звонким металлическим стуком ударились о клёпку, царапнули по молнии на куртке Таичи и скользнули по коже, оставив след на самом видном месте. Аделина прокрутила в голове эту заключительную перед побегом сцену, удивляясь тому, что Таичи со злости не догнал и не прибил её на месте. Стыдно было признаться самой себе, но Аделина стала зависима от него, переехав в квартиру в одном из центральных районов Токио, в то время как Таичи продолжал жить на два дома – частенько мотался в Осаку по делам, хотя ребята из группы тоже обосновались в столице. Аделина прекрасно знала, что за дела ждали его в Осаке, и даже общалась с некоторыми из них в соцсетях. Она сделала всё, чтобы Таичи почувствовал уверенность в себе при общении с девушками. Постаралась и перестаралась. А он присел на два стула и успокоился.

«– Мне от тебя не нужно ничего! – выпалила Аделина.

– Я прошу тебя, не надо возвращать подарки.

– А что такого? Переподаришь своим секс-подружкам. Я не против, а им приятно будет».