Лепила (СИ)

Солдаты как будто только этой команды и ждали, скинули одежду и наперегонки побежали под дождь. Я же, на всякий случай просканировав окрестности магическим зрением и не увидев ничего подозрительного, пошел проведать раненого, прихватив с кухни миску с густой наваристой похлебкой и пару брусков сухпайка, прессованной мелко нарубленной сушеной рыбы. Идеальное белковое питание для него.

За прошедшие с прошлого посещения несколько часов вся съеденная еда уже была усвоена организмом, немного наросли ткани на плече, рана на боку полностью затянулась, как будто ее и не было, разве что неглубокий провал кожи по линии ожога намекал, что мышцы под кожей еще не восстановились. Бедро зажило окончательно, остался только незакрытый участок обожженной кожи где-то на пол-ладони. В целом я был доволен его состоянием и решив, что хватит ему уже спать, и вывел мага из состояния искусственного сна.

Проснувшись, первым делом Мило набросился на еду. Похлебка была съедена буквально за несколько секунд, затем настал черед сухпайка, белков и жиров в нем много, как раз то, что сейчас нужнее всего его организму. Когда маг покончил с едой, я помог ему подняться на ноги и мы вместе вышли из-за ширмы. Увидев нас, легионеры дружно загалдели что-то хвалебное в наш адрес, типа, какой у них классный доктор. Все видели, в каком состоянии Мило был принесен сюда, и вот он уже ходит и даже пытается пользоваться раненой рукой. Дождь даже не собирался прекращаться, так что я в приказном порядке раздел мага, разделся сам и потащил его мыться, гигиена — первое дело, особенно для выздоравливающих. Хоть Мило и пытался строить из себя здорового, левая рука у него пока почти не работала, бицепс с трицепсом еще не успели нарасти, да и от дельтовидной мышцы осталась хорошо, если четверть, так что ему пришлось ему вовсю помогать и мыться, и одеваться.

Вернувшись под крышу, я начал вводить Мило в курс наших дел, как мог объяснил диспозицию, дал отчет по личному составу, вооружению, припасам и прочему полагающемуся. К сожалению, карты у нас не было, она погибла вместе с капитаном, мы в три руки и четыре глаза (раненая рука висела на перевязи из медицинской косынки), попытались по памяти восстановить топографию окрестностей, чертя веткой на мокром песке. Подумав, Мило отменил несение караулов в секретах, если кто и полезет на болота, он это заметит раньше, чем часовые. За часовыми отправили дневального, выдав ему для защиты от дождя мой гражданский плащ-пыльник, вместе с уставной шляпой нормально от дождя прикроет. Мы же прикидывали, как и куда можно отсюда пойти и какой путь отхода будет наиболее разумным.

Караульные вернулись большой толпой. Все прям по уставу, на караул и с караула только в сопровождении разводящего, куда разводящий, туда и караульный. Их сразу погнали мыться обратно под дождь, ибо гигиена, а лейтенант ваш самодур, это я про себя. Еще через четверть часа мы все сидели под скальным козырьком у ширмы лазарета и грелись от пламени двух индейских свечей. Повар принес еду, как раз настало время ужина, когда все поели, я вынес из лазарета купленные еще в Сенаре две бутыли с местным виски и плеснул каждому в кружку грамм по сто. Ибо, как говорил великий полководец Александр Васильевич Суворов, после боя умри, но выпей! Только сейчас мы почувствовали себя в безопасности, так что можно. Обделил я только одного Мило, ему плеснул грамм двадцать, не больше, пояснив, что сначала восстановиться нужно. Выпили молча, стоя, поминая павших товарищей, после чего Мило отпустил всех солдат спать, сам оставшись на посту. Ну да, он единственный из нас, кто выспался.

Проснулся я перед рассветом от того, что какая-то наглая птаха уселась прямо на навес над моей головой и оттуда начала петь. Вернее орать, на такой громкости петь невозможно. Согнав зверюгу с навеса легким плетением воздушного кулака, я окончательно проснулся, пришлось вставать и выползать из-под теплого одеяла в этот грубый, недружелюбный и холодный мир. Дождь ослаб, но и не думал прекращаться. Чтобы не резать хвост по частям, одеяло было решительно отброшено, я моментально влез в штаны, намотал портянки, надел сапоги, после чего вышел к краю навеса. Брезент там провис, набрав в себя изрядную лужу воды. Толкнув рукой провисший брезент, я вылил эту лужу себе на голову.

Хорошо-то как! Сразу в себя пришел, проснулся и взбодрился. Теперь срочно нужна кава, шагом марш под тот навес, что выделен под кухню. Я разжёг очаг файерболом, поставил на него котел с дождевой водой, подождал, когда вода закипит, и только собрался засыпать туда молотую каву, как был решительно отодвинут в сторону рукой повара.

— Док, хорош позорить высокое кулинарное искусство. В чем эта кава перед тобой провинилась, чтобы с ней так жестоко поступать? — повар был явно недоволен, как же, влезли грязными сапогами в его чистое хозяйство.

— Пардон, не хотел тебя будить, — я поднял руки в извиняющемся жесте.