Лермонтов: Мистический гений

Думаю, ожесточение властей против Лермонтова началось после дружной атаки всего семейства де Барантов на Бенкендорфа и Нессельроде. Они чрезвычайно испугались повторной дуэли, предложенной Лермонтовым Эрнесту де Баранту во время встречи на гауптвахте. Никого не интересовало, что встреча была обусловлена громкими заверениями Баранта о том, что Лермонтов лжет, уверяя, что стрелял осознанно в сторону. Это уже была не стычка двух молодых забияк, а столкновение двух держав, и для сглаживания русско-французских отношений Нессельроде и Бенкендорф сделали всё, чтобы удалить Михаила Лермонтова из Петербурга.

В показаниях на суде Михаилом Лермонтовым написано: "Я спросил его: правда ли, что он недоволен моим показанием? Он отвечал: "Точно, и не знаю, почему вы говорите, что стреляли, не целя, на воздух". Тогда я отвечал, что говорил это по двум причинам. Во-первых, потому, что это правда, во-вторых, потому, что я не вижу нужды скрывать вещь, которая не должна быть ему неприятна, а мне может служить в пользу; но что если он недоволен этим моим объяснением, то когда я буду освобожден и когда он возвратится, то я готов буду вторично с ним стреляться, если он этого пожелает. После сего г. Барант, отвечав мне, что он драться не желает, ибо совершенно удовлетворен моим объяснением, уехал".

Я вполне согласен со всеми характеристиками Корфа, в том числе и о Лермонтове, как о лучшем поэте, и его расстановкой всех сил. Больше всего мне жалко в этой истории княгиню Марию Щербатову, которая мне виделась бы лучшей женой для Лермонтова из всех женщин, окружавших его. И какой стойкий характер: гибель мужа, гибель сына, потеря любимого человека, полное обнищание, и никаких упреков. После дуэли она переехала в Москву, и, уезжая на Кавказ через свою любимую Москву, Михаил Лермонтов побывал у нее, но уже с прощальным визитом. Разве что посвятил ей замечательное стихотворение:

На светские цепи,На блеск утомительный балаЦветущие степи

Украйны она променяла,Но юга родногоНа ней сохранилась приметаСреди ледяного,Среди беспощадного света.Как ночи Украйны,

В мерцании звезд незакатных,Исполнены тайныСлова ее уст ароматных,Прозрачны и сини,Как небо тех стран, ее глазки,Как ветер пустыни,

И нежат и жгут ее ласки…

"Сквозь слезы смеется. Любит Лермонтова", — записал в своем дневнике А. И. Тургенев, посетив княгиню уже в Москве. Многие уверяют, что и Михаил Лермонтов тоже испытывал к княгине самые серьезные чувства. Что же помешало ему распорядиться ими?

Удивляет и то, что многие лермонтоведы нигде не упоминают госпожу Бахерахт, сосредоточиваясь на княгине Щербатовой, как якобы главной причине дуэли. Неужели гамбургского посланника боятся обидеть?

И в ордонанс-гаузе, и позже на Арсенальной гауптвахте поэт не сидел без дела. Он писал на всех попавшихся ему обрывках бумаги, не было бумаги, писал прямо на стене. Среди написанных и уцелевших для истории стихов "Соседка" (1840), посвященное дочери сторожа ордонанс-гауза:

Не дождаться мне, видно, свободы,А тюремные дни будто годы;

И окно высоко над землей,И у двери стоит часовой!Умереть бы уж мне в этой клетке,Кабы не было милой соседки!..Мы проснулись сегодня с зарей,Я кивнул ей слегка головой…

На Арсенальной гауптвахте было написано одно из немногих стихотворений Лермонтова, посвященное литературному процессу, литературной жизни России "Журналист, Читатель и Писатель" (1840). Эпиграфом идет французское выражение: "Поэты похожи на медведей, сытых тем, что сосут лапу. Неизданное". Впрочем, может быть, это выражение самого Лермонтова, сосущего в камере свою лапу, взявшего за основу перевод немецкого двустишия Гёте из "Изречений в стихах". Недаром там же, в камере, было написано еще одно стихотворение "Пленный рыцарь". Уж кто-кто, а Лермонтов всегда писал, используя свой опыт, передавая свои страсти и сомнения, в любом из его героев есть частичка самого поэта. А уж жизненный опыт у него к двадцати пяти годам был более чем богатый. От тюрьмы до войны, от любви до презрения, от высшего света до тарханской деревушки. Да еще и генный, древний голос шотландского предка-пророка Томаса Лермонта. Так что, в отличие от уймы ученых, легко обозначивших позицию Журналиста, как позицию буржуазного пошляка, я и в Журналисте вижу лапу самого поэта. Един в трех лицах: и Журналист, с добавкой своего друга Краевского, и Писатель, с добавкой своего друга Хомякова, и Читатель.