Лермонтов: Один меж небом и землёй

Маёшка был таких же правил:Он лень в закон себе поставил,Домой с дежурства уезжал,Хотя и дома был без дела;Порою рассуждал он смело,Но чаще он не рассуждал.Разгульной жизни отпечатокИные замечали в нём;Печалей будущих задатокХранил он в сердце молодом;Его покоя не смущало,Что не касалось до него;Насмешек гибельное жалоБроню железную встречалоНад самолюбием его.Слова он весил осторожноИ опрометчив был в делах;

Порою: трезвый — врал безбожно,И молчалив был — на пирах.Характер вовсе бесполезныйИ для друзей и для врагов…Увы! читатель мой любезный,Что делать мне — он был таков!

Мимоходом очерчен летучим комическим пером и портрет танцорки молодой, — точно так же Лермонтов набрасывал на бумаге карандашом или тушью блестящие карикатуры-картинки из юнкерской и светской жизни, опережая как художник современную ему графику:

…Ей было скучно, и, зевая,Так тихо думала она:«Чудна судьба! о том ни слова —На матушке моей чепецФасона самого дурного,И мой отец — простой кузнец!..А я — на шёлковом диванеЕм мармелад, пью шоколад;На сцене — знаю уж заране —Мне будет хлопать третий ряд.

Теперь со мной плохие шутки:Меня сударыней зовут,И за меня три раза в суткиКаналью повара дерут,Мой Pierre не слишком интересен,Ревнив, упрям, что ни толкуй,Не любит смеху он, ни песен,Зато богат и глуп <…>Теперь не то, что было в школе:Ем за троих, порой и боле,И за обедом пью люнель.А в школе… Боже! вот мученье!Днём — танцы, выправка, ученье,А ночью — жёсткая постель.Встаёшь, бывало, утром рано,Бренчит уж в залах фортепьяно,Поют все врозь, трещит в ушах;

А тут сама, поднявши ногу,Стоишь, как аист, на часах…»

Всё приключение двух повес — полуночный чай на даче у танцорки.

Пока Монго горит и тает возле своей балерины,

Маёшка, друг великодушный,Засел поодаль на диван,Угрюм, безмолвен, как султан.Чужое счастие нам скучно,Как добродетельный роман.Друзья! ужасное мученьеБыть на пиру <…>Иль адъютантом на сраженьеПри генералишке пустом;Быть на параде жалонёромИли на бале быть танцором,Но хуже, хуже во сто разВстречать огонь прелестных глаз

И думать: это не для нас!

Впрочем, грусть Майошки была недолгой: внезапно нагрянул «N.N. с своею свитой», — и от содержателя танцорки, чтобы её не выдать, — приходится

Перекрестясь, прыгнуть в окно…

иначе ведь

И не сносить им головы!Но вмиг проснулся дух военный —Прыг, прыг!.. и были таковы…

Конечно, этот «подвиг дерзновенный» весьма обиден и скакать потемну в казарму отнюдь не весело, но зато есть что рассказать приятелям по полку:

Когда же в комнате дежурнойОни сошлися поутру,Воспоминанья ночи бурнойПрогнали краткую хандру.Тут было шуток, смеху было!И право, Пушкин наш не врёт,Сказав, что день беды пройдёт,А что пройдёт, то будет мило…

Наш Пушкин…

Кажется, впервые в стихах Лермонтова произносится имя любимого поэта — и звучит оно как своё,как часть души, жизни и быта.