Лермонтов в жизни. Систематизированный свод подлинных свидетельств современников.

Музыка, пение, говор, стукотня бильярдных шаров, хлопанье пробок из шампанских бутылок, чоканье бокалами и крики «ура!» внутри гостиницы, езда биржевых дрожек и других экипажей снаружи почти не умолкали ни днем ни ночью. Подчас случались и скандальчики вроде того, что понтеры набросятся на шулера-банкомета и спровадят его подобру-поздорову за двери, или, в минуты вакхического увлечения, перебьют посуду и зеркала и переломают мебель. А это и на руку содержателю гостиницы, потому что он рассчитается с виновными не только по-русски втридорога, но и по-гречески вдесятерицу.

М. Я. Ольшевский.С. 357

Решено было, что с поэтом поедет на Кавказ Монго-Столыпин. Ему поручалось друзьями и родными оберегать поэта от опасных выходок.

П. А. Висковатов. С. 333

Зашел я и в бильярдную. По стенам ее тянулись кожаные диваны, на которых восседали штаб- и обер-офицеры, тоже большею частью раненые. Два офицера в сюртуках без эполет, одного и того же полка играли на бильярде. Один из них, по ту сторону бильярда, с левой моей руки, первый обратил на меня свое внимание. Он был среднего роста, с некрасивым, но невольно поражавшим каждого симпатичными чертами широким лицом, широкоплечий, с широкими скулами, вообще с широкою костью всего остова, немного сутуловат — словом, то, что называется «сбитой человек». Такие люди бывают одарены более или менее почтенною физической силой. В партнере его, на которого я обратил затем свое внимание, узнал я бывшего своего товарища Нагорничевского, поступившего в Тенгинский полк, стоявший на Кавказе. Мы сейчас узнали друг друга. Он передал кий другому офицеру и вышел со мною в другую комнату.

— Знаешь ли, с кем я играл? — спросил он меня.

— Нет! Где ж мне знать — я впервые здесь.

— С Лермонтовым, он был из лейб-гусар за разные проказы переведен по высочайшему повелению в наш полк и едет теперь по окончании отпуска из С.-Петербурга к нам за Лабу.

П. И. Магденко.

Воспоминания о Лермонтове //

Русская старина. 1879. Март. С. 525

Я все надеюсь, милая бабушка, что мне все-таки выйдет прощенье и я смогу выйти в отставку.

Лермонтов — Е. А. Арсеньевой.

Май 1841 г.

Лермонтов в последнем письме к Мартынову писал сюда, что он кидал вверх гривенник, загадывал, куда ему ехать. Он упал решетом. Сие означало в Пятигорск, и от того там погиб.

А. А. Кикин — М. А. Бабиной.

2 августа 1841 г.

(Здесь и далее цит. по: Лермонтов М. Ю.Полн. собр. соч /

Под ред. Д. И. Абрамовича. СПб., 1913. Т. 5)

На другое утро Лермонтов, входя в комнату, в которой я со Столыпиным сидели уже за самоваром, обратясь к последнему, сказал: «Послушай, Столыпин, а ведь теперь в Пятигорске хорошо, там Верзилины (он назвал еще несколько имен), поедем в Пятигорск». Столыпин отвечал, что это невозможно. «Почему? — быстро спросил Лермонтов, — там комендант старый Ильяшенков, и являться к нему ничего, ничего нам не мешает. Решайся, Столыпин, едем в Пятигорск». С этими словами Лермонтов вышел из комнаты. На дворе лил проливной дождь. Надо сказать, что Пятигорск стоял от Георгиевского на расстоянии сорока верст, по-тогдашнему — один перегон. Из Георгиевска мне приходилось ехать в одну сторону, им — в другую.

Столыпин сидел задумавшись... Дверь отворилась, быстро вошел Лермонтов, сел к столу и, оборотясь к Столыпину, произнес повелительным тоном: «Столыпин, едем в Пятигорск! — С этими словами вынул из кармана кошелек с деньгами, взял из него монету и сказал: — Вот, послушай, бросаю полтинник, если упадет кверху орлом — едем в отряд, если решеткой — едем в Пятигорск. Согласен?» Столыпин молча кивнул головой. Полтинник был брошен, и к нашим ногам упал решеткою вверх. Лермонтов вскочил и радостно закричал: «В Пятигорск, в Пятигорск! позвать людей, нам уже запрягли!» Люди, два дюжих татарина, узнав, в чем дело, упали перед господами и благодарили их, выражая непритворную радость. «Верно, — думал я, — нелегка пришлась бы им жизнь в отряде».

П. И. Магденко.С. 525—526

В Пятигорск прибыл Михаил Юрьевич вместе со своим двоюродным дядей капитаном Нижегородского драгунского полка Алексеем Аркадьевичем Столыпиным (13-го) мая. На другой день они явились к пятигорскому коменданту, полковнику Ильяшенкову, представили медицинские свидетельства о своих болезнях (№ 360 и 361) и получили от него разрешение остаться в Пятигорске.