Лермонтов

Но, может быть, я слегка приукрашиваю историческое прошлое старших членов арсеньевского рода? Ничуть. Дмитрию Васильевичу, равно как и Василию Васильевичу, было о чем поведать любознательному Болотову. Их военная молодость прошла при дворе двух императриц. Вот что пишет все тот же Болотов все в тех же не замеченных лермонтоведами мемуарах: «В нашем полку был тогда адъютантом алексинский дворянин Дмитрий Васильевич Арсеньев, самый тот, который после дослужился до генеральского чина. Высокий его рост и красивый стан полюбился при дворе; его взяли от нас в лейб-компанию».

Несколькими годами позже в привилегированную «компанию», капитаном которой была сама «Елизавет-Петровна», и, видимо, не без братних хлопот, «взяли» и Василия Васильевича. А еще через какое-то время и, похоже, за те же самые качества – высокий рост и красивый стан – в лейб-компании очутился и другой прадед поэта, Алексей Емельянович Столыпин.

Придя к власти, Петр III лейб-компанию разогнал – кого в отставку, кого «по другим местам». Однако умная Екатерина по восшествии на престол решила не ссориться с «гренадерами», и братья Арсеньевы вернулись «к двору» – в гвардейский Преображенский (Петровский!) полк.

Алексей Емельянович Столыпин примеру однополчан не последовал. Осел в Пензе, женился, но о друзьях молодости не забывал, и как только старшая из дочерей, Лиза, заневестилась, просватал за одного из сыновей знакомого лейб-компанца.

Мемуары Болотова расшифровывают, наполняют живым смыслом и немую запись в метрической книге церкви Трех Святителей, что у Красных Ворот, от 11 октября 1814 года: «Октября 2-го… у… капитана Юрия Петровича Лермонтова родился сын Михаил… восприемником был господин коллежский асессор Фома Васильев Хотяинцев…»

Характеристика, данная Андреем Тимофеевичем коллежскому асессору Фоме Хотяинцеву, – человек знакомый, любезный, умный, такой, с каким даже ему, многознаю, есть о чем поговорить, – выбор Арсеньевой, суровой снохи васильевского бонвивана, объясняет вполне. Все, что касалось внука, Елизавета Алексеевна обдумывала нельзя тщательней. И даже ход ее соображений предположительно расшифровывает: родной отец Мишеньки – «пустомеля» и «никчемушник», так пусть хоть достоинства отца крестного, в их родственном кругу всеми признанные и отмеченные, сию промашку судьбы выправят.

На наше счастье, коротко знал Болотов и деда поэта, Михаила Васильевича Арсеньева, о характере которого мало что известно достоверно, кроме утверждения его вдовы: внук-де унаследовал именно от деда и нрав, и свойства. Так вот, оказывается, Михайла Арсеньев учился в одном пансионе с сыном Болотова и сделался «чрез то его приятелем».

Приведу фрагмент из письма А.Т.Болотова к сыну. Похоже, что упоминаемый здесь Михаил Васильевич – не кто иной, как дед Лермонтова. Во всяком случае, вряд ли стал бы Болотов-старший, при всей его дотошности, столь подробно излагать приключение в тульском трактире «Очаков», если бы речь шла не об однокашнике и приятеле Болотова-младшего.

«…А ввечеру, изволите ли знать, где мы были? В Очакове… сей трактир не совсем напрасно носит сие имя! Все убранство и украшения в оном сделаны в турецком вкусе… и все служители наряжены в турецких платьях и чалмах… Причина же езды была та, что Михаилу Васильевичу, собравшись со своими знакомцами, надлежало попотчевать приятелей…»

Пирушка в трактире «Очаков» Болотову, как и следовало ожидать, не понравилась: «весьма не курьезен был оставаться долго в такой компании», схлопотал головную боль и уехал домой. А вот Михаил Арсеньев и достигнув возраста страсти к театрализованным увеселениям не утратил…

Замужество Елизаветы Алексеевны оказалось не из самых счастливых. Нельзя сказать, чтобы Михайла Арсеньев «женился на деньгах». Столь явный расчет был чужд его широкой и великодушной натуре. Да и деньги были не такими уж большими. Чтобы купить Тарханы, и притом по случаю, по дешевке, к приданому пришлось присовокупить все свадебные подарки. Столыпины, люди практичные, предпочитали одаривать новобрачных серебром и ассигнациями. Михаилу Васильевичу шел двадцать седьмой год. По понятиям XVIII века самое время, оставив разорительную, не по карману, гвардейскую службу, остепениться, обзавестись семьей да зажить степным помещиком. В соответствии с этим направлением мыслей он и сделал свой выбор. Невеста была умна, рассудительна, степенна, правда, немного сурова и «до некоторой степени неуклюжа», а главное, громоздка. И Алексеевичи, и Алексеевны статью пошли в отца.

Высокий рост и суровость делали Елизавету старше своих двадцати двух; двадцатисемилетний супруг, мужчина статный и видный, из-за необычайной моложавости выглядел едва ли не младше ее. Зато за такой женой не пропадешь: ровное, надежное, спокойное постоянство. Да и столыпинская поддержка многого стоила. Не имей родственники жены устойчивого авторитета в Пензенской губернии, не стать бы елецкому дворянину уездным предводителем чембарским. Казалось бы, не велик почет, одни хлопоты, но именно хлопот, и не узкосемейственных, требовал темперамент господина Арсеньева.