Лернейская гидра

— Вы можете объяснить эти факты?.. Я так не думаю. В этой пудренице не было мышьяка, когда она покинула магазин «Вулворт», но он там оказался, когда она покинула дом мисс Монкриф. — И он тихо прибавил: — С вашей стороны было неразумно держать у себя запас мышьяка.

Медсестра Гаррисон закрыла лицо ладонями. А затем сказала тихим, тусклым голосом:

— Это правда, все это правда… Я ее убила. И все напрасно… напрасно… Я сошла с ума.

VII

— Я должна просить у вас прощения, месье Пуаро, — сказала Джин Монкриф. — Я была так на вас сердита, так ужасно сердита… Мне казалось, что вы все делаете только хуже.

— Так и было — поначалу — с улыбкой ответил Пуаро. — Это как в старом мифе о лернейской гидре. Каждый раз, когда отсекали одну голову, на ее месте вырастали две новых. Сначала слухи росли и множились. Но вы понимаете, моей задачей, как и задачей моего тезки Геракла, было добраться до первой, самой главной головы. Кто пустил этот слух? Мне не потребовалось много времени, чтобы обнаружить, что источником этой истории была медсестра Гаррисон. Я пошел ее повидать. Она казалась очень милой женщиной, умной и полной сочувствия. Но почти сразу же сделала большую ошибку: пересказала мне якобы подслушанный разговор между вами и доктором, и этот разговор, понимаете ли, был совершенно неправильным. Он был совершенно невероятным с психологической точки зрения. Если вы и доктор вместе планировали убить миссис Олдфилд, то вы оба слишком умны и расчетливы, чтобы вести подобную беседу в комнате при открытой двери, которую легко можно услышать, находясь на лестнице или в кухне. Более того, слова, приписываемые вам, не соответствовали вашему характеру. Это были слова гораздо более пожилой женщины, причем совсем другого типа. Такие слова могла бы сказать при похожих обстоятельствах сама медсестра Гаррисон

.

До того момента я считал все это дело довольно простым. Медсестра Гаррисон, понимал я, была довольно молодой и все еще красивой женщиной. Она тесно общалась с доктором Олдфилдом почти три года — доктор к ней очень хорошо относился и был благодарен ей за ее такт и сочувствие. У нее возникло впечатление, что, если миссис Олдфилд умрет, доктор, возможно, сделает ей предложение. Вместо этого после смерти миссис Олдфилд она узнала, что доктор Олдфилд любит вас. Под влиянием гнева и ревности медсестра Гаррисон сразу же начала распространять слух о том, что доктор Олдфилд отравил свою жену.

Именно так, как я сказал, я и представлял себе эту ситуацию с самого начала. Это было дело о ревнивой женщине и лживом слухе. Но старая, банальная поговорка «нет дыма без огня» все время приходила мне на ум. Я спрашивал себя: медсестра Гаррисон просто распространяла сплетни или же сделала нечто большее? Кое-что из сказанного ею звучало странно. Она сказала мне, что болезнь миссис Олдфилд была в большой степени воображаемой, что в действительности она не сильно страдала. Но сам доктор не сомневался в реальности страданий жены. Его не удивила ее смерть. Незадолго до кончины миссис Олдфилд он вызвал другого доктора, и тот понял серьезность ее заболевания. Я высказал предположение о возможности эксгумации… Сестра Гаррисон сначала до смерти испугалась при мысли об этом. Потом, почти тотчас же, ею овладели ревность и ненависть. Пускай найдут мышьяк — ее-то никто не заподозрит. А вот доктор и Джин Монкриф пострадают.

Оставалась одна надежда: заставить медсестру Гаррисон переоценить свои силы. Если б была возможность, что Джин Монкриф спасется, я думаю, медсестра Гаррисон напрягла бы все свои силы, дабы доказать ее участие в преступлении. Я отдал распоряжения своему верному Джорджу — самому неприметному из людей, внешности которого она не знала. Он должен был следовать за ней по пятам. И вот — все закончилось хорошо.

— Вы были великолепны, — произнесла Джин Монкриф.

— Да, действительно, — подхватил доктор Олдфилд. — Я никогда не смогу отблагодарить вас как следует. Каким слепым глупцом я был!

— А вы были так же слепы, мадемуазель? — с любопытством спросил Пуаро.

Мисс Монкриф медленно произнесла:

— Я ужасно тревожилась. Понимаете, остаток мышьяка в шкафу с ядами не соответствовал расходу…

— Джин, — воскликнул Олдфилд, — ты ведь не думала…

— Нет-нет, не о тебе. Но я думала, что миссис Олдфилд каким-то образом добралась до него, что она его принимает, чтобы казаться больной и вызывать сочувствие, и что она нечаянно приняла слишком много. Но я боялась, что, если сделают вскрытие и найдут мышьяк, они даже не станут рассматривать такую возможность и придут к поспешному выводу, что это сделал ты. Вот почему я никогда ничего не говорила о пропавшем мышьяке. Я даже подделала книгу учета ядов! Но медсестра Гаррисон была бы последней, кого я заподозрила.

— Я тоже, — признался Олдфилд. — Она была таким нежным, женственным созданием… Как Мадонна.