Лес Мифаго. Лавондисс

— Поздно. — Какое-то время он задумчиво молчал, рассматривая меня, потом добавил: — И мне очень жаль.

И тут, прежде чем кто-нибудь из нас успел что-то сказать, из-за пылающих деревьев послышался ужасный звук. Кристиан отвернулся от меня и посмотрел на лес. Его затрясло от неожиданности и потрясения.

— Не может быть… Не так близко… он не может быть так близко…

Зверь заревел опять. Далеко, и шумная банда вокруг, и только со второго раза я узнал его: рев Урскумуга. Вместе с ним донесся стон и треск деревьев: Урскумуг ломился через лес, сметая все на своем пути. Ястребы, воины и странные люди непонятной мне культуры — все начали носиться как угорелые, собирая запасы и седлая пять лошадей; они готовились бежать.

Кристиан повелительно махнул двум ястребам; те подняли Гуивеннет, вынули копье из-под ее подмышек и привязали девушку к широкой спине лошади.

— Стивен! — крикнула она, пытаясь увидеть меня.

— Гуивеннет! О, бог мой, нет!

— Быстрее! — крикнул Кристиан и повторил приказ на другом языке. Звук приближающегося Урскумуга стал громче. Я попытался вырваться из пут, безуспешно.

Два наемника прорубили изгородь с южной стороны сада, и все остальные быстро уходили к лесу, прыгая через пламя горящих дубов.

Вскоре в саду не осталось никого, кроме Кристиана, Болотника и одного из странных, покрытых мелом неолитов. Древний воин держал поводья коня, к спине которого была привязана Гуивеннет. Болотник стоял около сарая; я почувствовал, как он натянул веревку, наброшенную на мою шею.

Кристиан подошел ко мне и опять покачал головой. Огонь ревел, пожирая деревья, но Урскумуг ревел намного громче. Мои глаза наполнились слезами, и Кристиан превратился в расплывчатое пятно на фоне яркого пламени.

Не говоря ни слова, он погладил мое лицо, наклонился поближе, прижал губы к моим и замер на несколько секунд.

— Мне не хватало тебя, — тихо сказал он. — И будет не хватать.

Потом отошел от меня, посмотрел на Болотника и равнодушно сказал:

— Вздерни его.

Потом, повернувшись ко мне спиной, что-то приказал человеку, державшему лошадь, и тот повел ее через горящий сад.

— Крис! — крикнул я, но он уже забыл обо мне.

Мгновением позже я уже висел в воздухе, и петля стала затягиваться; я быстро задыхался. Тем не менее я еще не потерял сознания и, хотя ноги болтались над землей, ухитрялся дышать. Из-за слез перед глазами все расплывалось; последнее, что я увидел: Гуивеннет, ее длинные красивые волосы, она уплывает на спине твари, которая ее везет. Лошадь налетела на остатки изгороди, и я успел подумать, что несколько ее рыжих волосков должно остаться на столбе.

А потом на меня навалилась темнота. Звук моря, бьющегося о скалы, оглушительный крик хищной птицы, пикирующей на добычу. Яркий огонь расплылся. Я попытался что-то сказать, но не услышал ничего…

Что-то темное появилось между моим болтающимся в воздухе телом и стеной огня. Я мигнул и опять попытался закричать. На мгновение мое зрение прояснилось, и я сообразил, что вижу ноги и нижнюю часть тела Урскумуга. Вонь звериного пота и навоза ошеломляла. Тварь наклонилась ко мне, и через слезящиеся глаза я увидел отвратительное, выкрашенное в белое лицо человека-вепря, ощетинившееся колючками и листьями. Рот открылся и закрылся, как будто он хотел что-то сказать. Но я услышал только шипение. И все-таки я понял. В его глазах — раскосых, пронизывающих глазах отца — стояло торжество, а его ужасная морда ухмылялась: наконец-то он сумел схватить одного из своих беглых сыновей!

Когтистая лапа сомкнулась вокруг моей талии, сильно сжала и подняла к сверкающим челюстям. И я услышал смех, громкий человеческий смех, потом меня сильно тряхнули — как будто собака, держащая в зубах птицу, мотнула головой, — и меня поглотило спасительное забытье, унеся в королевство сновидений.

Потом я услышал шум — как будто жужжал рой ос, — который постепенно прекратился. Запели птицы. Я открыл глаза. Вокруг меня кружились и двигались тени, медленно превращаясь в звезды, облака и… человеческое лицо.

Тело окоченело — везде, за исключением шеи, в которую как будто вонзили тысячи иголок. Петля все еще была на месте, но свободный конец перерезанной веревки лежал рядом со мной, на холодной земле.

Я сел, медленно и осторожно. Костер ярко горел. Воздух пах золой и кровью. И животным. Я повернулся и увидел Гарри Китона.

Я попытался заговорить, но губы не слушались. Глаза слезились; Китон протянул руку и коснулся моей. Он подполз ко мне, на боку, опираясь на локоть. Из его плеча торчало обломанное древко стрелы, поднимаясь и опускаясь вместе с каждым тяжелым вздохом.

— Они забрали ее, — сказал он, тряхнув головой. Я кивнул, насколько сумел. — Я ничего не мог поделать, — печально сказал Китон.

Я указал на обрезанную веревку и издал хриплый звук, спрашивая, что произошло.

— Зверь, — ответил летчик. — Похожий на вепря. Он взял тебя в руки и поднял. Потряс. Бог мой, ну и тварь. Наверно, он думал, что ты мертв. Он обнюхал тебя и отпустил. И ты опять повис. Я перерезал веревку твоим мечом. И думал, что опоздал.

Я опять попытался заговорить, безрезультатно.