Лес тысячи фонариков

Но даже после того, как они простились и евнухи сопроводили ее обратно в город женщин, тревога не оставляла ее. Она вышла с рукодельем на балкон в надежде, что ледяной воздух поможет ей успокоиться, но необычное для этого времени года птичье пение не давало ей сосредоточиться, и она сдалась. Она провела день, бесцельно прохаживаясь взад-вперед по саду, и с каждым ее шагом камень Вэя и Гумины карты давили на нее все тяжелее.

Этим вечером Кан с мягкой настойчивостью сопроводил ее в обеденный зал.

– Ты должна что-нибудь съесть. За весь день я ни разу не видел, чтобы ты хоть что-нибудь взяла в рот.

– Я не голодна, – отвечала она, и в эту минуту оглушительный грохот заставил замолчать всех присутствующих.

Эти звуки издавали все до единого гонги в городе женщин: радостный ритмичный стук, которому эхом отзывались гонги из главного дворца. Ритмичный стук, состоящий из пяти ударов, повторился пять раз, и затем все смолкло. Все по-прежнему молчали в ожидании. Однако, когда и спустя несколько минут ничто не прервало тишину, движение и разговоры возобновились.

– Родилась принцесса, – прошептал Кан. – Если бы родился принц, мы бы услышали фейерверк. Ее величество, должно быть, вне себя от радости.

Сифэн молчала, ее переполняли эмоции. Злость и обида смешивались в ней с невольной радостью за Императрицу Лихуа, которая так горячо мечтала об этом ребенке, но к этому чувству примешивалось отчаяние, ибо она знала, как мало времени отпущено матери и дочери, чтобы быть вместе. Сифэн сама ни разу не притронулась к яду, но выбор, ею сделанный, – и тьма, которой она посвятила свою душу, – уже сами по себе могли отравить лекарство Императрицы.

Жизнь за жизнь. Потеря Гумы за потерю Императрицы.

Матери и их любовь так легко уходят от нас.

Одна из придворных дам подошла к ней.

– Нас всех зовут в покои Императрицы, чтобы засвидетельствовать почтение Императрице и ее дочери.

– Значит, она жива, – прошептала Сифэн. Императрица пока еще не умерла ни от яда, ни в родах.

Однако, увидев ее, Сифэн подумала:

– Она чудом осталась на этом свете

.

В лице Императрицы не осталось и следа былой красоты. Но, несмотря на то, что она казалась белее шелковых подушек, на которых лежала ее голова, взгляд ее излучал непередаваемое счастье. Она прижимала к себе крошечный шевелящийся сверток, издававший слабый писк. Кровать была застелена чистым покрывалом, вокруг бесшумно сновали слуги со скомканными простынями в руках.

Мадам Хун зажгла ароматические палочки с запахом гвоздики и вручила их каждой из дам, стоящих на коленях у постели ее величества. Она начала, а остальные подхватили краткую молитву о здоровье и даровании счастливой судьбы принцессе и, хотя Императрица улыбалась, она ни на мгновение не отрывала глаз от лежащего у нее на руках ребенка.

– Поздравляем, и да благословят боги ваше величество и ее высочество, – бормотали они.

Императрица Лихуа заговорила слабым голосом, почти шепотом:

– Спасибо за ваши добрые пожелания. У меня чувство, как будто я проснулась и увидела, что нахожусь на небесах.

Она снова улыбнулась, и Сифэн поняла, что ошибалась. Красота Лихуа никуда не делась. Она была по-прежнему прелестна, но в более пастельных, спокойных тонах; на смену давно ушедшему лету пришла дымчато-серая осень.

– У меня появилась дочь, о которой я так бесконечно долго мечтала. Мы были в разлуке в течение всей моей жизни, моя радость, но теперь я знаю, для чего живу. Боги ответили на мои молитвы.

Императрица осторожно подвинулась, чтобы присутствующие смогли разглядеть новую принцессу Фэн Лу. Сифэн увидела выглядывающее из одеяльца бледное круглое личико с пухлыми щеками, плотно зажмуренные глаза и крошечные красные губы. Из-под одеяла выпростались несколько драгоценных, искусно вылепленных пальчиков, а над сморщенным лобиком чернели прямые волосы.

– Это Нефрит, – Императрица Лихуа окинула свою дочь лучистым взглядом. – Белый Нефрит – я назвала ее так, потому что она столь совершенна и драгоценна для меня. Ее кожа чиста и бела, как снег зимой.

– Она прелестна, ваше величество, – сказала мадам Хун, и Сифэн впервые услышала искреннее чувство в ее сердитом грубом голосе. – Принцесса царской крови во всех смыслах этого слова.

Стоящий при дверях евнух возвестил о приходе Императора Цзюня, и Император вошел в спальню. На его красивом лице лежала печать усталости, но глаза сияли, когда он склонился над своей супругой и ребенком. Он тихо сказал несколько слов Лихуа, потом провел пальцем по атласно-гладкой щечке младенца.