Слуги роем носились вокруг, спеша подать на столы угощения, затем последовала музыка и несколько придворных дам исполнили танец.
К их столу приблизилась знакомая фигура: Сиро, как всегда красивый, несмотря на тронувшую его волосы седину и озабоченное выражение лица. Он вел за руку маленького мальчика примерно того же возраста, что и Нефрит, с ясным смышленым личиком. Глазами мальчуган походил на свою мать, Акиру, но от отца он унаследовал маленький рост и короткие руки и ноги. Он вырастет таким же красивым, как Сиро, но тоже будет карликом.
Бывший посол Камацу поклонился Цзюню и Сифэн.
– Ваше величество, мадам Сифэн, позвольте представить вам моего сына Койчи.
Он пошептал ребенку на ухо, и тот, глядя на Императора своими прекрасными глазами, отвесил ему церемонный поклон.
Цзюнь смотрел на него с довольным видом.
– Какой прелестный у вас ребенок, Сиро! Он пойдет ко мне на руки?
Широко распахнутыми глазами малыш глядел на протянутые ему навстречу руки Императора. Отец подбодрил его, и ребенок, ковыляя на своих пухлых маленьких ножках, подошел к Цзюню и позволил ему посадить себя на колени. Он застенчиво посмотрел на Сифэн.
– Это Императрица, малыш, – объяснил ему Император; при этих словах Сиро приподнял бровь, но промолчал. – Она тебе нравится, правда? Ты с нее глаз не сводишь, как и все прочие мужчины в этом зале.
Сифэн ответила мягким благодарным смехом, но под пристальным взглядом ребенка она чувствовала себя неловко. Он, несомненно, унаследовал глаза от своей матери, в них даже читалось такое же бескомпромиссное осуждение, какое Сифэн запомнила в глазах Акиры. Чтобы замаскировать свое замешательство, она отпила немного рисового вина. Когда она снова подняла голову, уже освоившийся с Цзюнем Койчи держал в руках маленькую деревянную игрушку.
– Вот так, мы уже друзья, – с видом любящего отца Император взял протянутую ему игрушку и, к удовольствию мальчугана, забавно прищелкивая языком, стал катать ее по столу.
– Намек на ваше вероятное будущее, – сказал Сиро, обращаясь к Сифэн, и она благосклонно улыбнулась в ответ.
– Как вы поживаете? Вы хорошо выглядите.
– Ну, мне до вас далеко. Вы одна из тех красавиц, красота которых, кажется, неподвластна времени, – галантно ответил он, но глаза его при этом были безрадостны. – У меня все неплохо. Я счастлив, что у меня есть мой мальчик, хотя я и в страшном сне не мог вообразить, что мне придется растить его в одиночку.
Сифэн сочувственно коснулась его руки.
– Вчера я зажгла в храме свечу в память об Акире. Неужто минуло уже два года со времени ее смерти?
– Кажется, прошел целый век, – вздохнул Сиро. – Вам не кажется глупостью с моей стороны, что, вместо того, чтобы вернуться с сыном в Камацу, я остаюсь здесь? Хидэки часто мне пишет, уговаривает вернуться. Наш царь недоволен мною из-за того, что я вышел в отставку. Но у меня там ничего не осталось. Моя семья никогда мною не интересовалась, а здесь я чувствую себя ближе к Акире, – он следил, как Цзюнь подбрасывает кверху заливающегося смехом Койчи. – Мне хочется, чтобы мой мальчик был поближе к своей матери.
– В этом нет ничего глупого. Нужно следовать велению своего сердца. Кроме того, у вас здесь есть дом и прочное положение среди министров его величества.
– А вы? Вы следуете велению своего сердца? – он жестом обвел пышный двор, ломящиеся от яств пиршественные столы, музыкантов и танцоров.
Сифэн наблюдала, как Койчи катает свою деревянную игрушку вдоль рукава Императора.
– Когда-то я боялась, что у меня не осталось сердца, – тихо сказала она, – но время от времени я слышу, как оно говорит со мной, и, думаю, это то, чего оно хочет. Место, которое мне предназначено.
Сиро окинул ее пытливым взглядом и как будто хотел добавить что-то еще. Однако его отвлек подбежавший к нему и с размаху бросившийся к нему на шею малыш Койчи, и Сиро заулыбался ему в ответ.
– Благодарю вас за милостивое внимание к моему проказнику, ваше величество.
– Вы счастливый человек, Сиро, – ответил Цзюнь, искоса поглядев на Сифэн. – То же могу сказать и о себе.
Бывший посланник поклонился и, с сыном на руках, возвратился к своему столу. Сифэн следила за его удаляющейся фигурой, его присутствие вызвало в ней смешанное чувство успокоения и одновременно неловкости. Что он должен о ней думать, видя, как быстро она променяла на другого мужчину преданно любившего ее всю свою жизнь Вэя?