Лэшер

Отношения между дедушкой Эвелин и Джулиеном не сложились из-за имевшего место в прошлом несчастного случая. Это произошло на Ривербенде, когда Джулиен был еще мальчишкой и из-за неосторожного обращения с оружием стал невольным убийцей своего двоюродного брата Августина. Внук Августина поклялся, что на всю жизнь возненавидит того, кто застрелил его предка. Правда, в семье Мэйфейров предки у всех были практически одни и те же. Ветви их фамильного древа настолько тесно переплетались друг с другом, что стали подобны колючей лозе, наглухо заполонившей окна и двери замка Спящей Красавицы.

Как ни удивительно, но тринадцатилетняя Мона сумела отлично разобраться во всех хитросплетениях. С помощью компьютера она восстановила семейное древо и в доказательство тому совсем недавно с гордостью заявила, что на ней соединяется больше линий, нисходящих от Джулиена и Анжелики, чем на ком-либо еще. Очевидно, нет смысла напоминать, что все эти линии вели свое начало от древних Мэйфейров, живших на Сан-Доминго. Всякий раз, когда Гиффорд вспоминала об этом, ей становилось не по себе. Она беспокоилась за Мону. Уж лучше бы девочка уделяла больше внимания своим сверстникам и интересовалась одеждой, а не жизнеописанием семьи, компьютерами, гоночными машинами и оружием.

— Неужели эта история с ружьем ничему тебя не научила? — в свое время увещевала Мону Гиффорд. — Все беды начались именно с проклятого ружья. Из-за него между нами и Мэйфейрами с Первой улицы образовалась глубочайшая пропасть.

Но разве могли какие-то аргументы тетушки Гиффорд остановить Мону, одержимую как в большом, так и в малом? Пять раз Гиффорд поддавалась на уговоры племянницы пойти в проклятый стрелковый тир, который находился на другой стороне реки. Той, видишь ли, позарез хотелось научиться стрелять из большого револьвера тридцать восьмого калибра. Тетушку приводили в ужас подобные увлечения племянницы. Тем не менее, она предпочитала уступить Моне, дабы не волноваться из-за того, что та занимается неизвестно чем без пригляда взрослых.

К тому же увлечения девушки почти всегда находили одобрение у Райена. Более того, после нескольких посещений тетушкой Гиффорд тира, где она обучалась стрельбе вместе с племянницей, муж заставил ее на всякий случай держать оружие в машине. А также уговорил принести пистолет в дом.

Моне еще многое предстояло узнать. Интересно, рассказывала ли ей бабушка Эвелин свои истории? Подчас она нарушала молчание. Ее голос с прежних времен не изменился, поэтому при желании она, как старшина племени, могла затянуть песнь про ушедшие в прошлое времена.

— Я бы умерла на этом чердаке, если бы не Джулиен. Этот молчаливый безумец, бледный, как цветок, который никогда не видел солнца, сделал мне ребенка. И этим ребенком стала твоя мать, которой была уготовлена такая печальная участь.

— Но почему, почему дядюшка Джулиен сотворил это с такой молоденькой девочкой?

Гиффорд только раз задала бабушке Эвелин этот вопрос, и ответ оказался для нее столь неожиданным, что до сих пор звучал у нее в ушах словно гром:

— Гордись тем, что в твоих жилах течет кровь Мэйфейров. Гордись. Потому что Джулиен все предвидел. Линия наследственности стала терять свою силу. К тому же я любила Джулиена. А Джулиен любил меня. Только не пытайся понять этих людей — Джулиена, Мэри-Бет и Кортланда. Они были своего рода гигантами. Таких на земле больше нет.

Гиганты на земле. Кортланд, сын Джулиена, был отцом бабушки Эвелин, хотя она никогда этого не признавала, а Лаура Ли — ребенком Джулиена! Господи! Гиффорд никогда не могла проследить линии наследственных связей без помощи ручки и бумаги, да, честно говоря, ей никогда особенно не хотелось это делать. Гиганты на земле! Скорее дьяволы из преисподней.

— О, как здорово! — восторгалась Алисия, слушая эти истории. Она всегда не без удовольствия подтрунивала над страхами Гиффорд. — Продолжай, бабушка Эвелин. Рассказывай, что было потом. Что случилось со Стеллой?

К тринадцати годам Алисия уже испытывала страстную тягу к спиртному. Хотя она была такой же худой и хрупкой, как Гиффорд, выглядела Алисия гораздо старше своих лет. Она прожигала жизнь в городских барах, напиваясь до умопомрачения со всякими подозрительными мужчинами. Чтобы хоть как-то усмирить непокорную, дедушка Филдинг решил выдать ее замуж за Патрика. И как только его угораздило выбрать именно его! Как оказалось впоследствии, это была плохая идея, несмотря на то, что дедушка действовал из лучших побуждений.

«И все эти люди — мои родственники… — с горечью размышляла Гиффорд. — Сестра, вышедшая замуж за своего сколько-то там раз двоюродного брата Патрика… Одно можно сказать наверняка, хотя Мона рождена от родителей-алкоголиков, да к тому же и состоявших между собой в кровном родстве, она далеко не идиотка. И пусть девочка слегка не вышла ростом, или, как говорят в таком случае на Юге, немного „petite“ [21], во всех остальных отношениях ей крупно повезло. Она умница, и быть неудачницей ей явно не грозит».