Леший

– Дошло до жирафа! – Чачин улыбался во весь рот. У него не было двух верхних зубов. – Сами выпали, – перехватил он мой взгляд. – Об кнехт на палубе стукнулся – они и выпали! Хэ-хэ-хэ… Кхех! Сами по себе. Давно я тебя не видел. Как ни приедешь, и все тебя дома нету. Петровна сказала, что в этом году обязательно приедет, но собирается весь отпуск в деревне провести. Был, что ли, хоть раз в деревне-то?

– Был, – ответила за меня мать. – Вот приехал недавно.

– Тогда давай за встречу…

Гость полез за пазуху и вынул бутылку «Сибирских Афин».

– Не бойся, настоящая. Паленую мы сами употребляем.

Мы сели к столу. Мать достала из холодильника купленных вечером копченых чебаков, принесла из сеней огурцов и нарезала хлеба.

– Давай с нами, Петровна, – предложил Чачин.

– Нет, я не буду, а вы сидите.

Шел первый час ночи…

Было приятно видеть товарища. Алкоголизм можно вылечить, а зубы вставить. В остальном Чачин был прежний. На него можно положиться.

– Ты все там же, в Москве? – спросил он.

– Теперь в Новосибирске.

– А Петровна говорила – в Москве.

– Это когда было? – прикинулся я удивленным. – Скоро год будет, как в Сибири. По привычке она.

Мой взгляд скользнул в сторону матери. Та согласно качнула головой. С полуслова понимает старушка. Пойдет молва по соседям: приехал, да не оттуда. Удостоверение даже имеется. Я вынул корочку и протянул Чачину. Тот раскрыл и взялся вслух читать:

– Полковник юстиции Кожемякин Анатолий Михайлович… Старший следователь по особо важным делам УВД по Новосибирской области… Владельцу удостоверения разрешено хранение и ношение табельного огнестрельного оружия.

– В командировку приехал. На две недели послали, – продолжал я сочинять.

Чачин принялся на глазах хмелеть. Его вдруг повело в сторону, табуретка подкосилась, и гость с размаху улегся на пол. Упал и ногой не дрыгнул. Я даже не успел его подхватить, как он приземлился. Лежит себе, храпит. Я попытался поднять его, но мать остановила:

– Не трогай. Он частенько так. Сидит сначала, а потом – хлоп на пол и храпит…

– Ударился, может, – пожалел я друга.

– Привык…

Мать надела поверх халата старенький пиджак и отправилась на двор. Там у нее кровать в избушке.

Я дождался, когда она прошла двор и вошла в избушку. Выключив во дворе свет, я вернулся в дом и сел к столу. Початая бутылка водки стояла сиротой.

Налив себе в стакан, я выпил и принялся закусывать. Копченые ельчики, чебаки! Как давно я не пробовал вас, сибирские рыбки! Съев парочку, я насторожился: кто-то стоял за окном нашего приземистого дома. Прошедшая по улице машина блеснула фарами, высветив фигуру у окна.

Не подавая вида, не изменяя положения тела за столом, я подобрал под себя ноги. В тот же миг, брызнув стеклом, в окно посыпались одна за другой, словно кедровые шишки, ребристые гранаты Ф-1. На лету они щелкали капсюлями-воспламенителями, горел быстрый порох в запалах. Почти сразу же град осколков раз за разом ободрал кухню, и погас свет. Я слышал, как на полу, мелко вздрагивая в смертельной истоме, ёжится Чачин. Ему я не смог бы помочь, даже если бы кинулся и накрыл его своим телом. От удара осколков оборонительной гранаты было бы два трупа. Спасла русская печь: едва зазвенели стекла, как я щучкой нырнул в устье печи и замер, поджав ноги и зажав ладонями уши.

Бульканье крови и хрипы быстро прекратились. По отсветам на стене было видно, что в дом через разбитое окно светят электрическим фонарем. На полу вырисовывался исковерканный труп Чачина. «Только бы не полезли внутрь, потому что в печи лежу я, – звенело у меня внутри. – Мне не успеть вынуть оружие…»

Контейнер покоился в подвале, а пистолет в ящике стола. Туда было пока что не добраться. Мать слышала взрывы, и я молил бога, чтобы она не вздумала идти в дом…

С улицы залпом ударили из множества стволов. Около головы словно били в плотную глину ломами. Но печь держала удары, пули вязли в ней.

Стрельба вдруг прекратилась. Теперь они пойдут внутрь и обязательно заглянут в печь.

По стене вновь запрыгал свет. Пятясь, я быстро выполз наружу, поднял за печью крышку подполья и опустился вниз. Над крышкой лежит широкий половик. Только бы его не закусило при закрывании: сразу догадаются, что внизу кто-то прячется. И тогда жди еще одной гранаты. Правда, при этом нечаянные гости сами могут остаться без яиц. Доски для осколков не преграда.

Чего боялся, то и случилось: над головой послушались шаги, раздались голоса.

– Вот он лежит. Видишь?

– Действительно, на Лешего походит. Но он обросший, а говорили, что бритый…

– Один дурак сказал: лысого видел – вот и пошли писать менты. Он это! Леший!

– Где мать его тогда, лешачиха?

– Не твое дело. Контрольный выстрел в голову и по коням. Нам ее не заказывали…

Раздался выстрел: в труп вогнали еще один кусок металла. Захрустело стекло под ногами у окна. Взревела снаружи машина и наступила тишина.

Я поднял над головой крышку: в темноте зияло с изуродованной рамой окно. На порванной веревке висела сбоку занавеска. Рядом лежал в луже крови труп Чачина. Мать в избушке вспоминала всех богов. Я открыл дверь и вышел в сени.

– Сынок…