Леший

- Ой, дак это я, дура старая. Совсем из ума выжила. Матвеевна просила хоть раз в неделю дом протапливать. Ну, я печку-то истопила, а дом запереть и забыла. Да и кто тут у нас шариться-то будет? Что в домах у старух воровать-то? Стены голые да фотки вон старые, – показала на такую же, как у самой дома раму.

- Ну да, ну да… – задумчиво произнесла женщина. – А Анна Матвеевна точно к дочери уехала? Вы ничего не путаете?

- Да я хоть и старая, из ума-то ещё не выжила, – обиделась Матвеевна.

- Вы извините, просто мы хотели ей предложить в Дом ветеранов переехать. Ваш глава очень просил. Говорит, совсем одна и ноги больные.

- Ну, ноги-то у нас в старости у всех не больно хороши, а у дочки-то, думаю, ей лучше будет, чем в Доме ветеранов. Не с чужими людьми жить, с родными.

- Думаю, да. С родными лучше. Хотя тоже всякое бывает. До свидания! Будьте здоровы!

- И вам тоже не хворать. Ой, я чаем-то вас не попотчевала.

- Нет, спасибо, нам некогда чаи распивать. Поедем докладывать, что Анна Матвеевна к дочери переехала. А куда переехала?

- Дак в Залеск и переехала! Дочка там у неё замужем за большим начальником. Дом свой большой, сказывали. Как это по-типерешнему-то?

- Коттедж?

- Вот-вот, он самый. Хорошей вам дороги, сердешные!

И как только за гостьей закрылась дверь, Матвеевна села к столу и довольная разыгранным спектаклем, рассмеялась. Теперь её точно никто тревожить не станет. Ещё пару дней пожить у Нюрки, а там можно и в свой дом возвращаться.

Глава 5. ОПТИМИЗАЦИЯ

Покойника пришлось везти в район.

- Прости, батя, видит бог, не хотел тебя после смерти мучить, да вот приходится, – вслух произнёс Захар, взял с кровати тело отца на руки. – Ух ты, тяжёлый-то какой!

- Может, Ивана позовём? Вдвоём-то сподручнее, – засуетилась жена. – Не стукни хоть головой, а то, чего доброго, скажут, что убили, – и заплакала.

- Да не гоношись ты, не путайся под ногами-то, – повысил голос Захар. – И вправду, иди за Иваном. Не вынести мне одному.

Аккуратно положил тело отца на кровать, сел возле изголовья.

- Вот ведь напасть какая, даже похоронить по-человечески и то не дают.

Отец прибрался под вечер. Он совсем извёлся за последнюю неделю, как выписали его домой. Все понимали, что помирать. Неотвратимость надвигающейся смерти и сильные боли совсем доконали старика. Фельдшерица Анна Марковна только беспомощно разводила руками:

- Нету у меня обезболивающего. Ему бесплатно положено, да все лимиты в больнице уже исчерпаны. У меня-то здесь откуда возьмутся?

- Так выпиши рецепт, я в город съезжу, – горячился Захар.

- Захар Петрович, да в своём ли ты уме? Да на эти препараты на рецептах две печати ставят, как же я-то тебе их выпишу?

Захар молча вышел, завёл машину и поехал в райцентр.  Он ходил в больнице от одного врача, уже знакомого, пока отец здесь лечился, к другому, просил, умолял, ругался, и выпросил-таки две ампулы. Рецепт в поликлинике никто ему не дал: «Да как же мы Вам выпишем, если пациента в глаза не видели?»

- Мне что, умирающего старика за сто километров к вам сюда за рецептом везти?

- Да вы нас тоже поймите. Это же препараты строгого учёта! В тюрьму никто сесть не хочет за распространение наркотиков. Вон в Восточной Сибири доктор уже несколько лет судится, пытается своё доброе имя отстоять. А и всего-то выписала препарат, который несколько лет назад можно было в любой аптеке купить без рецепта. За распространение наркотиков осудили. Вы что, нас тоже за решётку отправить хотите?

- Дурдом какой-то!

Дурдом не дурдом, но домой Захар вернулся только с теми двумя ампулами, что дал ему врач в бывшей районной больнице, ставшей теперь в ходе проводимой оптимизации расходов бюджетных средств филиалом областной.

- Анна Марковна, может хоть таблетки какие есть? Вон по телевизору но-шпу рекламируют. Подскажи, что делать?

- Ну, вы же сами понимаете, тут уже никакая но-шпа не поможет.

 А что те две ампулы?! Вот и маялся старик, от боли корчился.

- Сынок, ты уж заколи меня, а… Избавь от мучений… – слабым голосом просил умирающий. – Сил больше нету. Ну, ножиком не можешь, пристрели хотя бы… как собаку… сынок…

Захар уходил на улицу и плакал.

А вчера отец успокоился. Заснул и дышал ровно с еле слышными хрипами. Настолько тихими, что сидящие возле постели больного сын со снохой то и дело прислушивались: а жив ли хоть.

Сидели молча. Да и о чём было говорить у постели умирающего? Знали, что осталось ему совсем немного, поэтому к похоронам готовились. Говорить о чём-то другом? А о чём, когда за тридцать лет совместной жизни обо всём переговорено уже на сто раз. Вот и молчали, прислушивались к еле слышному дыханию старика не в силах смотреть на осунувшееся лицо человека, ещё полгода назад пышущего здоровьем.

Вдруг будто что-то булькнуло в горле спящего, он вытянулся и затих.

- Прибрал господь, – прошептала Зинаида и заплакала.

Ещё немного посидели, потом Захар встал:

- Пойду к Анне Марковне, пусть хоть смерть засвидетельствует. Может, бумаги какие надо оформить.