Лесная быль. Рассказы и повести

– Сейчас же пускай отдаст! – продолжала визгливо кричать Мария Яковлевна. – Пускай сию минуту отдаст, а то я в милицию пойду! В тюрьму тебя засажу, негодяй! – И, бросившись к Мише, она схватила его за плечо.

– Не брал я вашей брошки! – крикнул вдруг Мишка и оттолкнул Марию Яковлевну так, что она даже пошатнулась. – Не брал! – и вскочил с места.

– А кто брал? Кто? – наступала Мария Яковлевна.

Но тут вмешался отец.

– Вы, Мария Яковлевна, успокойтесь! – строго сказал он. – Брошку надо поискать, а набрасываться так на мальчика не годится.

Мы стояли около Миши и держали его за руки.

– Он не вор, вы не смеете! – кричала я вне себя.

Мама подошла к нему.

– Миша, – сказала она спокойно, – я тоже не верю, что ты взял брошку. Не огорчайся.

Мишка стоял, опустив голову и крепко стиснув кулаки. Потом вдруг тряхнул головой и подошёл к маме.

– Штаны мои отдайте, – сказал он глухо, смотря в сторону. – Домой я пойду. Не надо мне ваших!..

– Не пускай жулика! – визгливо кричала Мария Яковлевна. – Я и на вас в суд подам! Да я…

Она в ярости взмахнула руками и уронила на землю хорошенькую красную коробочку от злосчастной брошки.

– Карр! – выступил на сцену Платочек. Он один до сих пор не принимал участия в скандале и спокойно сидел на спинке стула. Коробочка привлекла его внимание. Он мигом слетел, подхватил коробку и, взмахнув крыльями, отправился приспосабливать её в своё хозяйство на крышу под дранкой.

Все невольно притихли и следили за его полётом.

– Коробочку!.. – взвизгнула Мария Яковлевна и метнулась за ним. – Птицу и ту научили воровать!

– Мария Яковлевна! – вдруг воскликнул отец. – Постойте-ка, брошка у вас где лежала?

– На окне, где же ей ещё лежать? На окне зеркало. Я одевалась да на минуту отошла. А негодяй этот с окна-то…

– Анюта, – воскликнул отец, – помоги мне переставить лестницу!

– Да тебе-то зачем на крышу? – недоумевала мать. – Неужели за её коробкой полезешь?

– Подожди. За чем надо, за тем и полезу, – отвечал отец уже на бегу.

Мы все бросились помогать отцу, и через минуту он оказался на крыше.

– Да что это за день такой, все точно с ума посходили! – воскликнула мать.

А отец оторвал оттопырившуюся дранку и просунул руку в отверстие.

Напрасно Платочек шипел, каркал и бросался на него.

– Держите! – крикнул отец, и на землю полетело… Батюшки! Чего тут только не полетело!

– Коробочку свою держите! – крикнул отец.

– Ложка, ложка моя чайная! – удивилась мама.

Мы с визгом подбирали пёстрые лоскутки и разноцветные обломки.

– Да ты долго в игрушки играть будешь? – всё ещё не понимала мама. А Мишка стоял и косился на забор. Ему хотелось убежать, да мешали чужие штаны, а своих не доискаться.

И вдруг… Папа вскрикнул и торопливо полез вниз.

– Миша! – скомандовал он весело. – Садись за стол пить чай. Сейчас Мария Яковлевна у тебя прощение просить будет. – И торжественно подал удивлённой хозяйке блестящий маленький кружочек с красным камешком посредине.

– Моя брошка! – вскрикнула Мария Яковлевна.

– А вор вон где сидит, – спокойно добавил отец и показал на крышу.

Ворона в ярости металась по крыше, собирая своё разграбленное имущество. Тряпки, кости, обрезки жести засовывались обратно в дыру под доской.

Урсик сунулся было понюхать упавшую вниз косточку.

Ворона стремительно слетела вниз: «А ну, так ты туда же, грабить меня?»

Урсик взвизгнул и в ужасе понёсся к сараю, а ворона на лету догоняла и долбила его нещадно. Урсик забился под крыльцо, а она, ухватившись за кончик хвоста, тянула его обратно.

Волк залаял. Мы засмеялись.

Мария Яковлевна сконфуженно вертела в руках брошку.

– Ну, что же… Я, конечно… Ну, уж не сердись, мальчик!

Мишка отвернулся от неё и обратился к маме:

– А я рассердился, – сказал он вдруг басом. – Очень рассердился!

Мария Яковлевна ушла, а мы снова уселись за стол.

Тревожное утро переходило в весёлый день.

Один Платочек, бросив Урсика, долго ещё ворчал на крыше, обиженный и ограбленный.

А Урсик сидел под крыльцом, высунул свой чёрный нос и подсматривал карим глазом.

Выйти он не решался. «На этом путаном белом свете иногда не знаешь, когда и за что попадёшь в беду!» – наверно думал он огорчённо.

ПРО УЖА МАТВЕИЧА И ДЕВОЧКУ АНЮТУ

Молодые берёзки тесно обступили маленькую полянку в густом лесу. И всё же солнечный луч ухитрился: проглянул всё-таки между кудрявыми ветками. Ему, наверное, очень хотелось дотянуться до большого, заросшего мхом пня, там, на другой стороне полянки. Наконец, он до него добрался. И тут стало заметно, что по его золотистому следу между травинками скользит что-то чёрное, блестящее. Вот оно потянулось за солнечным теплом кверху, по морщинистой коре старого пня и вдруг одним гибким движением оказалось на мягкой моховой подушке, покрывающей этот пень. Это был уж удивительной величины. Он свернулся на пне и почти закрыл его своими кольцами. Потом из середины их поднялась чёрная головка с двумя жёлтыми пятнышками, поднялась, осмотрелась и опять улеглась на середине пня. Уж больше не шевелился: приятно ведь хорошенько отогреться после долгого зимнего сна в норе, под корнями старой берёзы.