«Я тоже заплатила дань этому поветрию, – вспоминала Мария Ивановна. – Как-то раз, увидя в окне магазина портрет короля Альберта, тогда чрезвычайно популярного, я купила его и, придя домой, повесила на стене своей комнаты… Было что-то в этом лице, что вызвало во мне какое-то особое состояние. В уме сами собой стали складываться размеренные рифмованные строчки и, наконец, вылились в стихотворение. Я прочитала его мужу, он одобрил и отнес в журнал, который редактировал тогда поэт Леонид Галич, где оно и было вскоре напечатано вместе со стихотворением Георгия Иванова, тоже посвященным королю Альберту. Вскоре появилось второе, но неудачное, на ту же тему, которое было напечатано в журнале „Пробуждение“. Там же было напечатано и стихотворение „Павшим в бою“, которое Федор Федорович Фидлер счел достойным перевода на немецкий язык, что он и сделал. Последнее мне было чрезвычайно приятно, так как он сказал мужу, что это единственное, найденное им в военной литературе стихотворение, чуждое шовинизму и выражавшее общечеловеческие чувства».
История имела продолжение. Под влиянием встречи с поэтессой и драматургом Людмилой Николаевной Рыжовой-Герст Мария Брусянина отправила свое стихотворение, посвященное королю Альберту, в бельгийское посольство. «Я еще не забыла учебника Иловайского, по которому мы изучали историю, и у меня в памяти сохранилась фраза: „Лавры Мильтиада не давали спать Фемистоклю“. Я почувствовала себя этим Фемистоклом и твердо решилась добиться мильтиадовых лавров…».
Через несколько дней Мария Ивановна получила ответ от бельгийского посланника, в котором тот в изысканных выражениях сообщал, что перешлет письмо самому королю. А еще спустя некоторое время от посланника пришло новое письмо, в нем тот передавал благодарность короля. «Я была удовлетворена, – вспоминала Мария Брусянина. – Фемистокл сравнялся с Мильтиадом и мог спать спокойно». Кстати, по ее же признанию, письмо бельгийскому королю вызвало осуждение некоторых знакомых, исповедовавших социалистические взгляды: они не преминули укорить Брусянину в «верноподданичестве»…
Деятельное участие принимала Мария Брусянина в возникшем в то время «Обществе молодежи и интеллигенции Лесного». Оно ставило перед собой задачи просветительского характера, устраивало лекции, доклады, концерты.
На собраниях этого общества Мария Ивановна нередко выступала со своими стихотворениями. «Композитор Пергамент, который после отъезда Лабза жил в нижнем этаже нашего дома, положил на музыку мое стихотворение, которое на одном из концертов и исполнялось, – вспоминала Мария Брусянина. – Еще одно стихотворение положил на музыку композитор Кашеваров. Но того мне так и не удалось услышать. Разразилась революция, и в то время никто и не думал об издании романсов».
В 1917 году литературная общественность Петрограда торжественно отметила 25-летие творческой деятельности писателя Брусянина. «Муж работал в двух газетах и зарабатывал очень хорошо, так что и материальное положение было удовлетворительное, – вспоминала Мария Брусянина. – Дети учились в Коммерческом училище в Лесном. Я принимала близкое участие в родительских комитетах. Так что жизнь была полна и интересна. Но в этой же квартире началась и несчастная полоса моей жизни и жизни нашей семьи».
К сожалению, лесновская идиллия брусянинского семейства оказалась недолгой. Именно здесь, в доме на Малой Объездной, семейство Брусяниных встретило Октябрьскую революцию и пережило первые месяцы новой власти. Вскоре, в 1918 году, в Петрограде начался голод. Брусянины попытались искать спасения в деревне – сначала в Псковской губернии, а потом в Орловской. При этом писатель вовсе не отошел от общественной деятельности, наоборот, изо всех сил бросился в опасный водоворот жизни.
Благодаря содействию наркома продовольствия А.Д. Цюрупы Брусянина назначили инспектором ревизионной комиссии по снабжению Петрограда. Писатель не раз выезжал в центральные губернии России для организации помощи голодающей столице, что не мешало ему самому жить впроголодь. Увы, все это подорвало его здоровье, и деревня Нетрубеж стала последним пристанищем Брусянина.
Здесь писатель заболел сыпным тифом и скончался летом 1919 года. Как рассказывал внук В.В. Брусянина, после смерти писателя его семья «долго и трудно, с невероятными мытарствами, добиралась до Петрограда. Квартира оказалась разграбленной, почти все книги из огромной и богатой библиотеки растащены». Помог семье A.M. Горький, когда-то хорошо знавший В.В. Брусянина: он выхлопотал паек и добился, чтобы вдову и детей Брусянина поселили в Доме искусств на углу Невского и набережной Мойки. Марии Ивановне назначили персональную пенсию.