Лесной житель

Ответ на этот вопрос он узнал, после того, как  проводил Аню и вернулся домой. Его ждали. Мама сказала:

-Молодец, сыночек! Наконец, повзрослел, за ум взялся. Теперь у меня с сердца огромная ноша спала?

-Мам, ты о чем? - не понимал Гриша.

- Об Анечке, конечно. Не думали мы, что ты так разумно поступишь и выберешь себе девушку «для жизни».

-Это правильный выбор, - вклинился в разговор  папа, - пусть она и неказиста (прости, не такая яркая, как другие), но зато и вертихвостить не будет.

-Семью ценить будет, и не только требовать, но и давать, продолжала мама.

-Детей воспитывать, а не по дискотекам шастать, - вторил папа.

Вот оно что! Теперь понятно, что они так расстарались, подумали, что сын поумнел и решил остепениться, то есть себе маму, прислугу и производительницу потомства в одном лице заиметь, и чтобы не высовывалась. Слушал Гриша мамины наставленья о том, как хорошо удобно красивому мужу иметь некрасивую жену, и поражался, как она такое может говорить, она же женщина. И что бы она чувствовала, окажись на Анином месте.

Хоть все это и дико было слушать, но не без пользы. Во-первых, Гришины родители уже видели в любимой жену, а во-вторых, для терзаемого страхами быть осмеянным так называемым «обществом», Гриши, находился выход, как объяснить, появление рядом с «крутым мачо», у которого «все самое лучшее», такого создания, как Аня. Просто сделает вид, что нашел себе послушную жену-домохозяйку «чтобы не вякала». Правда тогда и вести нужно себя с ней соответственно, свысока, понаглее. «Как бы она не психанула и не бросила меня,- подумал Гриша, - дело тонкое».

Вот тебе и страхи. Между прочим, совершенно идиотские. И все из-за того, что девушка полновата и маленького  роста. А то, что у нее потрясающие темные шелковистые волосы, глубокие зеленые глаза, изящные руки и ступни, нежнейшая кожа. То, что Гриша влюбился в нее с первого взгляда и каждый раз, находясь в ее объятьях, умирал, а затем опять воскресал,- в расчет не берется. Он боялся осмеяния и потому не мог вполне наслаждаться любовью, потому унижал с друзьями любимую за глаза, потому периодически, отправив свою, как ее все теперь называли, «благоверную» домой, «зажигал» с моделями, которые ему самому были просто катастрофически неинтересны. Как он в то время хотел оказаться рядом с Аней, а вместо этого «форс держал». И каким же он чувствовал себя идиотом сейчас в лесу, когда именно Аня снилась ему по ночам. Ее пышная фигура виделась ему среди деревьев, мерещилась по утрам, будто склоненная над его кроватью.… Здесь не было отца Герасима и некому. Было поплакаться, не кому успокоить и отпустить грех.

Он отгонял  видения крестом и молитвой. Теперь у него другая жизнь, теперь нельзя. Но как он горько жалел о том, как  бездарно себя вел, когда было «можно».

Отсюда из леса все по другому виделось Григорию. Теперь даже поведение жены, когда он по ее мнению «ударился в религию» и ее уход виделись ему совсем в другом свете. Не заслужил он любви, не заслужил такой жены, и все «за грехи». За прошлое свое расплачивается. А ведь оно это прошлое, со всеми его сомнительными удовольствиями, не стоит и ломаного гроша. По большому счету, поступки, о которых жалел сейчас, он совершал не для удовольствия, а из-за страха.

И решил Григорий твердо, свои страхи больше не кормить. И потекла его отшельническая  жизнь с тех пор совсем по-другому.

Глава 7

В Великую субботу перед Пасхой, читая соответствующий канон, Григорий, почувствовал, что не может молиться. Он сел на свое ложе, сооруженное из ивовых прутьев, покрытых мешковиной, уронил голову на колени, и принялся наблюдать за муравьем, занятым своими муравьиными делами прямо у него под ногами. В хижине царила полутьма. Огонь в очаге был нарочно потушен еще утром, а из приоткрытой входной двери в дом врывалась полоска солнечного света. Весна в этом году случилась рано. Уже в апреле она, отложив  свои капризы до следующего года, одарила белорусский лес лаской солнца и теплого ветра, пьянящим запахом распускающихся почек и оглушительным пением птиц.