Лестница Якова

Надо отдать должное этой своеобразной паре, что мысль об алиментах не приходила в голову никогда ни одному из них. Уроки английского отменились из-за финансовой несостоятельности Вити, но он управился самостоятельно, с помощью старого английского учебника, застрявшего на полках у Норы с тех времен, когда Генрих жил в этом доме, – тонкая книжечка Айви Литвиновой “Шаг за шагом”, изданная до войны для скоростного изучения “базового” английского…

Через три месяца Витя позвонил Грише. Они встретились. Витя вернул ему Шредингера, к которому у него возник ряд вопросов. Гриша частично на них ответил. Но – что существенно – сообщил Вите, что книжка эта была издана в 43-м году, в год их рождения, с тех пор наука так рванула, что Шредингер и сам здорово устарел.

Гриша рассказал интереснейшие вещи про клеточные мембраны, которыми он уже несколько лет занимался, поделился с ним своей гениальной, как сам оценивал, мыслью, что будущее поколение компьютеров будет квантовым – пусть не завтра, а лет через пятьдесят, но это и есть главное направление развития науки… Витя с первой же минуты все понял и сразу стал задавать такие вопросы, что Гриша несколько расстроился: уж слишком быстро Витя врубился в суть дела, до которой Гриша пять лет докапывался. Но Гриша был существом сверхъестественного благородства и, отбросив мелькнувшее на самом дне души ревнивое чувство, через неделю притащил Витю для собеседования заведующему лабораторией. Собеседование длилось четыре часа, по истечении которых Витя получил самую ничтожную должность, которая только существовала в штатном расписании, – старшего лаборанта. Правда, на особых условиях. На работу ходить он был не обязан, но еженедельно встречался с шефом для обсуждения некоторой конкретной задачи, которая была ему поручена. Он теперь был занят строительством модели живой клетки как компьютера. Это было связано с тем, что он знал лучше всех, – с программированием.

Витин тренированный мозг работал в усиленном режиме, а наслаждение, получаемое им от работы, еще более стимулировало его рвение. Задача занимала его полностью, и никакие события и процессы, не идущие в топку, его не интересовали. Он их просто не замечал. Он внимательно следил за развивающейся буквально на глазах компьютерной революцией, понимая, до какой степени создание компьютерной модели живой клетки зависит от разработки общей идеи компьютера, от новых технологий, а идея клеточного компьютера зависела от технологического прогресса.

Гриша, который мало что понимал в программировании, уверял Витю, что нельзя сделать из элементов нашего мира – атомы, молекулы, вся таблица Менделеева – более совершенную вычислительную машину, чем живая клетка. И опять талдычил про квантовые компьютеры… До этого было ох как далеко.

Рукотворные компьютеры совершали в конце семидесятых лишь первые шаги своей эволюции. Витины отточенные мозги жили в привычном режиме, но стоящие перед ним задачи вынуждали его заглядывать в неописанный формальным образом хаос биологической жизни и сопрягать его со строгим порядком математики. Но можно ли сконструировать компьютер на основании биологических аналогов?

Чем глубже Витя влезал в работу, приближаясь к ответу на частные вопросы, тем более его тревожило чувство, что он только топчется у входа. Окончательный ответ, кажется, вообще получить было невозможно. Но ничего важнее на свете не было. Гриша все более тянул его в сторону, уверял, что надо сосредоточиться на изучении живых компьютеров клетки. Витя же считал, что Гриша погружается в область научной фантастики, а практическая и выполнимая задача сегодняшних ученых – создание “мыслящих” компьютеров, которые были бы “умнее” своего создателя. Здесь начались глубокие разногласия с Гришей.

Глава 24

Кармен

(1985)

После скандала с “Витязем” Тенгиз несколько дней ходил мрачный и подавленный, спал на полу на подстилке, почти ничего не ел, но и не пил, как полагалась бы в этой ситуации русскому человеку. Об этом уже было между ними говорено: русский человек пьет с горя и с радости, европеец за обедом, а грузин для приятности общения… День что ли на пятый он утречком, проснувшись, засвистел самую всемирно известную мелодию из оперы Бизе “Кармен”, сгреб с постели не совсем проснувшуюся Нору и уложил ее на пол:

– Скажи, женщина! Почему это ты в постели, а я на полу?

На полу, в постели, на садовой скамье, в вагоне, на влажной земле – много было всякого за почти двадцать прерывистых лет.

Тенгиз откинулся подальше, чтобы видеть ее лицо:

– Одну вещь тебе скажу. У меня много было женщин. Актрисы любят режиссеров. Их получаешь, как сдачу с рубля. И всегда потом стыд и тоска. Смертная тоска, Нора. Всегда у меня так было. Ты единственная, с кем нет этой смертной тоски после совокупления. Ты это чувство знаешь, или оно исключительно мужское?