Летающая смерть

— Есть еще другие Колтоны, которые думают совершенно иначе, — сказал он.

— Это потому что они не знают, — быстро ответил Дик. — Я хочу дать Эверарду этот шанс и говорю это вам, потому что очень уважаю ваши отношения с мисс Джонстон и уверен в том, что право выбора в этом случае должно быть за вами.

— Да, это справедливо, — сказал Хейнс и задумался.

— Конечно, — через силу сказал Колтон, — если присутствие Эверарда будет… причинит вам боль, то я не стану его звать. Я должен был подумать об этом с самого начала. Но я все равно не знаю, есть ли у брата хоть какой-нибудь шанс.

— Доктор Колтон, я не сомневаюсь в том, что ваш брат важен Хельге.

— Но она еще не занята? — порывисто спросил Дик.

Тень улыбки скользнула по морщинистому лицу Хейнса.

— Имеете в виду, хочу ли я сам жениться на Хельге? Она никогда не воспринимала меня как мужчину. Конечно, мне будет больно, но пока у меня есть время, мое сердце будет спокойно, если я буду знать, что Хельга замужем за достойным мужчиной из семьи, которая принимает мою девочку так, как она того заслуживает.

— Пока у вас есть время, — медленно повторил доктор. — Пока у вас есть… — он резко замолчал, сделал шаг навстречу репортеру и посмотрел ему прямо в глаза. Хейнс не пошевелился.

Колтон внимательно изучил лицо репортера и увидел, что все эти бесчисленные морщинки носили яркий отпечаток нестерпимой боли.

— Не хочу быть навязчивым доктором, — медленно произнес Колтон, — но кажется я думаю… боюсь я знаю, о чем вы.

— О, вижу, что вы быстро диагностируете недуг, — тихо сказал Хейнс.

— Давно это у вас?

— Почти год. Прямо за подмышечной впадиной. Достаточно редкий случай, насколько я понимаю. Как видите, в женихи я не гожусь.

Колтон в раздумьях шесть раз прошелся туда-обратно по узкой полоске земли, на которой они с Хейнсом сейчас стояли. Он не раз видел болезнь и страдание в самых страшных проявлениях, но вот такое вот суровое смирение было для него непонятно и невыносимо.

— Ваши знают?

— У меня никого нет. Не думаю, что стоит грузить этим своих друзей. Так что будем считать, что вы оставите факт моей болезни при себе как врачебную тайну.

— О послушайте! — вырвалось у Колтона. — Я не могу сидеть сложа руки и наблюдать, как это сжирает вас. У меня намного больше денег, чем мне на самом деле нужно. Вы меня почти не знаете, и я вам совсем не нравлюсь, но попробуйте хоть ненадолго забыть об этом. Позвольте мне оплатить ваше, — он бросил взгляд на Хейнса и быстро исправился, — одолжить вам денег, чтобы вы могли съездить за границу на год. Я напишу знакомым в Вене и Берлине. Они впереди планеты всей в вопросах лечения раковых заболеваний. Я сам поеду с вами, только… — он запнулся и задумался, что единственным, но очень весомым аргументом «против» было расставание с мисс Равенден, которая все это время будет по другую сторону океана.

Репортер обошел молодого человека, положил руку на его плечо и хриплым, но нежным, отдаленно напоминающим Хельгу голосом, произнес:

— Мой дорогой Колтон, никакие деньги не смогут меня вылечить. Если бы могли, то, — вдруг улыбнулся он, — думаю, я обязательно принял бы ваше предложение.

— Попробуйте, — настаивал доктор. — Вы даже не представляете, на что способны иностранные врачи.

Хейнс покачал головой.

— «O, terque quaterque beati, queis ante ora patrum contigit oppetere»,[4] — процитировал он. — Да, я все еще помню что-то из Вергилия. Для меня это очень много значит. Не хочу умирать в изгнании. Давайте, Колтон, зовите вашего брата.

— А вы что будете делать?

— Останусь здесь и буду работать. Есть в этой жизни еще кое-что помимо боли, особенно когда прямо перед твоим носом что-то убивает невинных людей и овец. Я собираюсь продолжать расследование.

— Тогда я пойду напишу брату, — сказал Колтон.

— Не забудьте, что Невероятный Уолли сегодня вечером дает представление.

Встретились мужчины уже за ужином, и незадолго до конца трапезы было объявлено о прибытии фокусника. Весь дом вышел на улицу, где тот раскладывал свои незатейливые атрибуты. Увидев Хельгу, он подбежал к ней, встал на одно колено и, переигрывая, изобразил учтивость.

— Мадмуазель, я ваш вечный раб и обожатель, — сказал он, поднимая на девушку свой светящийся, дрожащий взгляд. — С вашего высокоблагородного разрешения я начну свое представление.

Он провел всех во двор. Там было полно свободного места, и Невероятный Уолли начал всех удивлять простенькими акробатическими трюками. Зрителями были мистер и миссис Джонстон, Хельга, Хейнс, Колтон и прислуга. Профессор Равенден с дочерью еще не вернулись. За акробатикой последовали фокусы с картами и платком.

— А теперь я покажу вам настоящее искусство, — сказал артист.