Летающие киты Исмаэля(сборник)

Но еще оставалась наполовину съеденная свеча из тела Бога, которую Месс выронил, когда пуля ударилась в него. Кармода поднял ее. Сначала он хотел ее выбросить, потом ухмыльнулся и начал ее есть. Свеча имела горьковатый привкус, но есть ее было можно. Он улыбнулся при мысли, что съедение свечи — уникальное событие. Убийство Бога имеет всего лишь историческую важность. Предыдущих Мессов тоже убивали, хотя и не земляне. Но насколько он знал, еще никто, кроме сыновей Боситы, не ел божественных свечей.

Пока он ел, он осматривал комнату, ища выход. За ногами Боситы Кармода заметил дыру в стене. Почему–то раньше он не видел ее. Дыра была высотой в его рост и очень узкая. Если он пролезет в нее, то наверняка выйдет в какой–нибудь, коридор, ведущий из замка.

Подойдя к щели, он понял, что теперь ему придется платить за невоздержание в пище. Его живот был слишком велик для этой дыры. Джон попытался протиснуться, он почувствовал себя толстой пробкой в узком горлышке бутылки. Он дергался и ругался, не понимая, как же сюда пролезают остальные. Затем ему пришло в голову, что сюда мало кто пролезает. А значит, это вовсе не дверь. Зачем же устроена эта щель?

Ловушка!

Он с великим трудом освободился и отскочил от щели. Обернувшись, он увидел, что арка, которая, казалось, была сделана из камня, как и стены, начала медленно закрываться.

Значит, по крайней мере часть стены была сделана из псевдоселикона, но от этого ему стало не легче. Он не знал, как выбраться из Замка.

Где–то позади раздались голоса. Кричали и женщины и мужчины. Он резко повернулся и увидел, что дверь, через которую он вошел и которая закрылась за ним, теперь была распахнута. Через нее входили карренцы. Те, что вошли первыми, в ужасе смотрели на охваченное пламенем тело Бога.

Джон Кармода вскрикнул и бросился к ним сквозь дым. Его пытались остановить, но он начал стрелять. Карренцы расступались перед ним или бежали обратно в пурпурный туман.

Кармода бежал за ними. Он кашлял, глаза его щипало, из них текли слезы. Но он бежал, пока не оказался на улице и его легкие наконец очистились от едкого дыма. Теперь он перешел на легкий шаг. Через четверть мили он остановился. Что–то лежало перед ним. Это было что–то твердое, застывшее, по форме напоминавшее человека. Кармода решил осмотреть его.

Это оказалась статуя Бана Дремона, скинутая с пьедестала. Кармода взглянул на пьедестал. Там, где не должно было быть ничего, стоял другой Бан Дремон.

Джон схватился за край пьедестала, который был на фут выше его головы, и одним легким движением взобрался на него. И тут с пистолетом в руке он оказался с глазу на глаз со статуей.

Не со статуей — с человеком. Карренцем.

Он стоял в том же положении, что и скинутая статуя Бана Дремона: правая рука приветственно поднята, в левой жезл, рот открыт, как если бы он отдавал приказ.

Кармода коснулся кожи лица, более темной, чем у карренцев, но не такой темной, как бронза статуи.

Она была твердая, гладкая и холодная. Если это и не металл, то что–то весьма близкое ему по свойствам. Насколько он мог видеть в темноте, глаза уже потеряли свою окраску. Джон нажал на них пальцами: они были твердыми, как бронза. Когда же он сунул палец левой руки в открытый рот, то почувствовал, что язык еще мягкий. Видимо, под затвердевшей оболочкой сохранилась живая плоть. Во рту, правда, было сухо, как у настоящих статуй.

Но как мог человек превратить свою протоплазму, в которой было мизерное количество меди и совсем не было свинца, в твердый сплав? Даже если бы имелись все необходимые компоненты в нужных количествах, то все равно, какая же тут нужна температура?

Вероятно, когда солнце излучает бешеную энергию, человек создает мысленные образы и приводит в действие какой–то механизм преобразования, подсознательно используя те силы, которые постоянно присутствуют в нем, но о существовании которых он не подозревает.

Если это так, то человек, в принципе, может быть Богом, впрочем, Бог это слишком громко, скорее титаном. Но очень глупым титаном, слепым циклопом с катарактой.

Но почему человек наделен этим могуществом только в Ночь Света? Ведь его хватило бы, чтобы объять всю Вселенную! И тогда не было бы ничего невозможного: человек мог бы передвигаться с планеты на планету, с авеню замка Боситы на Радости Данте до Бродвея на планете Земля, отстоящей на 1.500.000 световых лет. Человек мог бы стать кем угодно, сделать что угодно, играть солнцем в пространстве, как ребенок играет мячом. Время, пространство и материя уже не были бы стенами, они стали бы дверьми, через которые можно проходить.

Человек мог бы стать кем угодно: деревом, как муж мамаши Кри, бронзовой статуей, каким–то образом сплавив необходимые материалы без тиглей и печей, без знания химического состава, только в этот сплав вложив свои клетки.

Однако во всем этом был один недостаток. После этого нужно было умереть. Обладая чудом метаморфоз, человек не мог совершить другого чуда — оживить себя.