— Ничего, — сказал Галь.
А Шип с усмешкой заметил:
— Смотря какие стрелы. Соти придумает, чем помазать наконечники.
Утром никто не увидел тумана. Среди ночи пришел в долину ровный плотный ветер. Гнул верхушки деревьев, прижимал траву и слизывал туман, едва он выступал из-под земли.
А небо оставалось ясным, и над Синей долиной занимался чистый рассвет.
Потоки воздуха разлохматили нам волосы, когда мы вышли на прогнившее крыльцо.
Галь печально сказал:
— Ну вот, начался он, юго-западный ветер. Пора вам, Женька, домой.
«Домой!» У меня будто все нервы рванулись в дальнюю даль, к горизонту. Неужели пришло время для такого счастья?
И сразу же стало не по себе: а как же ребята?
Юлька стоял рядом и смотрел в землю. У него было очень странное лицо — бледное с красными пятнами. Он царапал доски крыльца рваным своим башмаком. Так царапал, что отлетали гнилые щепочки...
— А как же вы... — пробормотал я, не решаясь взглянуть на Галя.
Он сказал:
— Ну, что — мы... Это наш остров. А у вас есть своя земля.
Юлька резко вскинул голову, а мне обожгло щеки.
— Ты что... — проговорил я. — Ты думаешь, что если мы... если не отсюда, то нам все равно? Мы же столько вместе...
Галь стоял передо мной прямой, строгий, тонкий, и ветер трепал у него над плечами остатки синей куртки. Я решил, что сейчас он скажет: «Конечно, мы были вместе, но лучше бы вас не было...» Но он покраснел, как-то обмяк и виновато заговорил:
— Ты разве не понимаешь? Вам же в сто раз опаснее, чем нам. Если мы попадемся, нас запихают в приют, вот и все. А вас главный суд острова приговорил к смерти.
— Как же мы попадемся? Сам говорил, что слуги Ящера сюда не сунутся.
— Кто их знает... Вдруг придумают маски от газа?
Ничего себе, успокоил! Я спросил с тревогой:
— А почему ты думаешь, что вам ничего не сделают, если поймают?
— Не посмеют. Закон не позволяет убивать детей, которые родились на острове.
— Дуга убили...
— Он был уже большой.
— В Точку стреляли.
— Ну... это, наверно, случайно...
Я вздохнул и отвернулся.
Галь не успокоил меня. Да, по-моему, и сам он не верил тому, что сказал.
— Надо лететь, Жень... — опять проговорил Галь. — Вас дома ждут.
И снова я весь как бы рванулся к дому. И опять остановила тоска: неужели расстанемся навсегда?
Хотя, если по правде говорить, кому мы здесь нужны? Зачем?
— Ладно, — горько сказал я. — Полетим. Здесь от нас какой прок? Одни несчастья...
Галь укоризненно мотнул головой:
— Зачем ты так? Вы рассказали нам про порох. !. Без вас мы бы всю жизнь просидели на той скале.
— А Дуг...
Галь сжал губы, помолчал и сказал очень тихо:
— Ну что ж... Раз это война...
Прощались мы недолго. Когда Птица опустилась на перекладину покосившихся ворот, мы встали тесным кружком и замолчали.
Потом Юлька прошептал:
— Ребята, вы простите меня...
— Не надо про это, Малыш, — сказал Галь. — Ты наш друг...
...Пока мы видели ребят с высоты, они все махали, махали нам. Но скоро их скрыли деревья. В горле у меня словно сидел занозистый кубик, я старался его проглотить. А потом опять подумал: «Домой летим!» И стало легче. Я посмотрел на Юльку. Он виновато улыбнулся мне. На губах у него еще не совсем зажили порезы...
ДО ДОМА ЕЩЕ ДАЛЕКО...
Я думал, что Птица сразу полетит на северо-восток и мы скоро окажемся над морем. Но Птица повернула к западу и вдруг начала опускаться.
Внизу был темно-зеленый лес и яркие проплешины лужаек. Мы приземлились на краю большой поляны, где росли кусты с желтыми цветами.
— Ты что, Птица? — начал я. — Нам надо домой! Понимаешь, Птица? До-мой...
И вдруг я узнал место! Это была та поляна, где я впервые встретил Птицу. Вот и дерево с темной грудой гнезда. И голова птенца торчит над хворостом. Он подрос, птичий малыш, голова стала крупнее и клюв крепче.
— Юлька, не бойся, — заговорил я. — Это дом нашей Птицы. Она залетела, чтобы покормить птенца. Ведь она улетает надолго, а он один остается...
Птица затрещала клювом и закивала, словно хотела сказать: «Правильно. Вы не волнуйтесь, я долго не задержусь...»
Я отвязал от птичьих ног сиденье. Птица тут же поднялась и улетела. Юлька посмотрел ей вслед с большой тревогой. Он, видимо, боялся: вдруг она не захочет унести нас домой? Но я был уверен в Птице и ни капельки не волновался.
— Давай полежим, — сказал я Юльке. Мы легли в траву и стали смотреть на редкие желтые облака. Они быстро бежали под юго-западным ветром.
— Кто-то идет, — неожиданно проговорил Юлька. Нервы у него все время были как струнки.
Я прислушался. В самом деле, кто-то неторопливо шел среди деревьев.
Юлька затравленно глянул на меня. Я кивнул ему: «Давай за мной», и мы, не поднимаясь из травы, уползли за деревья. Залегли.
Шаги опять приблизились. Тогда мы, пригибаясь, побежали в глубину леса. Я боялся не только за себя и Юльку. Не хотелось мне, чтобы кто-нибудь увидел гнездо Птицы.
Высокая трава, заросли и лианы мешали нам, а тот человек шагал, будто по ровной дороге, и все приближался. И наконец мы услышали голос:
— Не убегайте и не бойтесь. Я никому не причиняю зла.
Я узнал этот голос. И остановился. Выпрямился. Взял в ладонь рукоять кинжала.