Летчики

— Та ни… — смиренно протянул Оверко и посмотрел на Мочалова, — товарищ подполковник, як перед богом, я перед вами. Ни в какие бега ни собирався. А вот як прочел постановление нашего ЦК о сельском хозяйстве, так будто мени сказав хтось: «Чуешь, Оверко, це для тебе написано». Я ж у колхози до армии був. Своими руками урожаи собирав, та яки урожаи! Зернышко к зернышку. А теперь? Бегут уси из деревни. Тот в токари, тот в инженеры, тот в артисты. Этак чего доброго доживем до коммунизма, а хлеб вырастить да корову подоить нема кому будет. Правильно партия говорит, нужно укреплять на селе кадры. Вот и потянуло меня назад, на ридну батькивщину. Пойду под Запорожье хлеб растить. Тильки ось, товарищ генерал серчают на мене.

— Ладно, Оверко, иди в машину, я еще подумаю, — сердито сказал Зернов и, когда шофер удалился, опять подтолкнул локтем Мочалова, — видали, подполковник? Упрямый он у меня, этот Оверко. Жалко отпускать, да что поделаешь, не век ему баранку крутить. Пусть едет. Между нами говоря, хороший из него бригадир выйдет. Придется мне, старику, нового шофера искать. Жаль. Свыклись. — Генерал посмотрел на далекий горизонт. — Денек сегодня будет жаркий. Так что же, Мочалов, в добрый путь, до взлета осталось немного.

— У нас все готово, товарищ генерал.

— Порядок взлета и сбора все летчики знают?

— Все.

— И этот ваш, отстающий, лейтенант Ларин?

— С ним дополнительно занимался Ефимков. Вчера дал два контрольных полета. Результаты неплохие, можно выпускать.

— Так, — одобрил Зернов и снял фуражку, подставил осмелевшим солнечным лучам свой голый, словно отполированный череп. — На маршруте идите с увеличенными дистанциями между эскадрильями. Плотным строем всего полка на этих новых машинах вам идти еще рано. Сейчас мы поднимемся на СКП, получите последние указания. — Зернов надел фуражку. — Кстати, передайте Ефимкову, что его работа по тактике получила достойную оценку. — Зернов помедлил. Неторопливо пожевал губами, носком сапога толкнул камешек, глаза его насмешливо прищурились:

— Признаюсь вам, Мочалов, меня та беседа за живое задело. Два дня я за Кузьму Петровича переживал. И не утерпел. Знаете, кому позвонил? Маршалу! Очень уж меня возмутило это стремление некоторых наших преподавателей историю причесывать.

— И что же маршал?

— Поддержал. Сказал, что и он обратил внимание на то, что отдельные наши ученые мужи упрощают подобным анализом военную науку. А вчера ночью мне звонил начальник кафедры этой академии, старый мой знакомый. Ефимкову поставили отличную оценку за самостоятельность в анализе воздушной обстановки первых месяцев войны. Так и передайте ему.

Мочалов просиял:

— Вот это подарок будет Кузьме!

Вместе с генералом Сергей Степанович пошел на командный пункт. Там еще раз были повторены все особенности взлета и сбора полка над аэродромом, порядок следования эскадрильи по маршруту. Зернов сразу же сделался сухим и строгим, задавал Сергею короткие контрольные вопросы, времени на раздумье не давал, заставлял отвечать быстро и четко. Когда Мочалов ответил на добрый десяток вопросов, генерал улыбнулся и широкой ладонью хлопнул по карте, лежавшей на столике руководителя полетов.

— Ясно, подполковник Мочалов.

Потом они объехали ровный ряд самолетов, и на выборку у трех или четырех летчиков Зернов проверил готовность к выполнению сложного перелета. Кузьме Петровичу, возившемуся у своей машины, он кратко рассказал о своем разговоре с маршалом и даже заулыбался, видя, как изменилось у Ефимкова лицо, каким восторженным оно стало.

— Спасибо, товарищ генерал. Право слово, мне даже неловко, что за себя заставил побеспокоиться.

— За вас? — строго прервал Зернов, — за одного? Ну, знаете ли, майор! Вот за такие речи стоило бы вам поставить двойку. За военную науку нашу я побеспокоился — вот за что! Нельзя же было стерпеть такие дилетантские рассуждения. По секрету скажу, меня этот вопрос до того взволновал, что появилось желание серьезную большую статью в военный журнал написать. Как вы думаете, а?

— Думаю, она принесет великую пользу.

— Вот это другой разговор, Ефимков, — одобрил генерал, — это уже не только со своей колокольни. Ну что же, товарищи офицеры, пожелаю счастливых посадок, как говорится.

Зернов пожал руку Кузьме и Мочалову, сделал шаг к «Зиму», но обернулся и несколько растроганно посмотрел на них:

— До следующей встречи, дорогие товарищи офицеры. У нас в авиации дороги пересекаются часто. Мы еще, несомненно, встретимся. Не забывайте старика Зернова, будет время — обязательно пишите.

Генерал махнул рукой и сел в машину. Оверко включил скорость. «Зим» бесшумно двинулся вперед, словно поплыл по ровному полю аэродрома. Мочалов и Ефимков переглянулись.

— Хороший мужик, — тихо произнес Кузьма, — заботливый.

Сергей взглянул на часы:

— Пора по самолетам, — сказал он отрывисто, стараясь не выдавать такого же теплого чувства, чтобы не показалось оно меньше и мельче, чем было на самом деле.

А минуту спустя, когда, забравшись в кабину истребителя, Мочалов включил радиостанцию, он услышал ровный и спокойный голос генерала: