Летние сумерки

— И вот, значит, — продолжил я, — мы выпиваем, а я думаю — к таким людям, как эта девушка, нельзя проявлять жалость… Я нарочно говорил с ней как с нормальной, не делал скидку на ее больные ноги, как будто не замечал, что она на костылях. Я спросил: «Ты уже плавала?». Она посмотрела на меня, как на идиота. «Ты же знаешь, что все виды плавания построены на работе рук?» — объяснил я. На самом деле это не совсем так, даже совсем не так, но я сказал: «Сейчас допьем и поплаваем вдвоем»… Я научил ее плавать, благо в море это не сложно. Она была счастлива… А ты!.. Все у тебя отлично: внешность, возраст, подруги в школе, хорошая дружная семья…

— Я сейчас вспомнила: он меня обманывал, — перебила меня Надя. — Я знаю, он негодяй, но ничего не могу с собой поделать. Он такой модный. У него такие хипповые джинсы, он так танцует! Девочки на нем прям виснут…

— Танцует! — возмутился я. — А в голове у него что-нибудь есть?

Видимо, до Нади дошел мой вопрос, потому что она сама стала рассуждать более здраво:

— Вообще-то он маменькин сынок. Только и говорит: «Папаша купил магнитофон, мамаша достала кроссовки»… Его всегда волнует какая-то ерунда: где отпечатать визитки, где купить фирменные носки.

— Ну вот, видишь! Давай с тобой договоримся так: ты ходишь в школу, занимаешься, если у тебя это не пройдет, через неделю что-нибудь решим.

Спустя три дня по пути на остановку автобуса я встретил ее — она уже шла с другим парнем. Шла с ним под руку и беззаботно смеялась. Мы подмигнули друг другу, и я подумал: «Слава богу, излечилась».

Совсем недавно я поехал к приятелю на дачу в Переделкино; сошел с платформы и вместе с несколькими загородниками направился вдоль пути к поселку.

Был тихий летний вечер. Еще издали на повороте железнодорожной колеи я заметил белеющее пятно. Вначале подумал — собака, но, подойдя ближе, увидел невероятно худую, бледную девушку — этакое чахлое растение. Она неподвижно стояла на насыпи — голова опущена, руки спрятаны за спину; весь ее вид выражал безнадежную обреченность, но, странно, почему-то никто из идущих впереди меня не обратил на нее внимания.

За лесом, на соседней станции раздался сиплый сигнал электрички, послышался приближающийся грохот. В два прыжка я очутился около девушки, схватил ее за руку:

— Ты что здесь делаешь?

Она вздрогнула, обернулась, и я увидел безумные глаза, трясущиеся губы. Из ее груди вырвался беспомощный сдавленный вздох:

— Все плохо… Никому я не нужна…

У меня внутри все оледенело.

— Ну-ка, пойдем со мной, попьем чаю, расскажешь подробнее.

Она покорно пошла рядом, всхлипывая, размазывая на щеках тушь от ресниц.

— Тебя как зовут?

— Варя.

— Ты здесь живешь?

— Не… В Апрелевке.

— А как же здесь очутилась?

— Заехала к подруге, а ее нет.

— Ну и что? Почему не поехала домой?

— А я никому не нужна.

Она отвечала отрывисто, безучастно, точно находилась в плену какого-то другого мира.

— А с кем ты живешь?

— С сестрой и ее мужем… Они меня не любят… Терпят меня, потому что им удобно. Я сижу с их детьми… Я боюсь остаться одна…

— Почему одна? У тебя же есть подруга.

— Ей я тоже не нужна. Она замужем.

— Но у тебя на работе наверняка есть друзья. Ты где работаешь?

— В Солнечном… На фабрике…

— Ну там ведь у тебя есть друзья, приятели.

— Да нет, — она вяло махнула рукой.

На ней была опрятная одежда: белая кофта, вельветовая юбка, босоножки, из которых выглядывали пальцы с ярким лаком. «Обычная загородница, фабричная простушка, — подумал я. — Видимо, у нее какая-то любовная драма».

— У тебя есть парень?

— Нет… Вообще-то есть… Мой суженый, — она нервно хихикнула. — Он ведущий «Машины времени». Мы с ним однажды рядом стояли, но не разговаривали. Он и не знает, что мой суженый.

Я посмотрел на нее пристальней и внезапно заметил какую-то болезненность: отрешенный взгляд — маленькие зрачки смотрели в пустоту, и рот напряженный, немного скошен в сторону.

Мы спустились в низину, пересекли настил через ручей и, поднявшись на пригорок, пошли вдоль первых палисадников.

— А где твои родители?

— Они умерли… Они жили на Севере… Отец выпивал… Я их не видела… Сестра говорит…

Мы подошли к даче, и, пока она рассматривала цветы на клумбе, я вошел в дом и все объяснил приятелю.

— Ясненько, — кивнул он. — Сейчас разберемся. Зови ее, будем пить чай на террасе.

Когда я вышел в палисадник, ко мне подбежала повеселевшая Варя и с робкой улыбкой протянула что-то зажатое в кулаке:

— Это вам таблетки… За то, что вы взяли меня с собой… Они дают здоровье, — она разжала пальцы и я увидел на ладони… пуговицы. Маленькие разноцветные пуговицы.

— Спасибо. Буду их хранить, — проговорил я, включаясь в ее странную игру, но она взглянула на меня совершенно серьезно:

— Надо проглотить одну, если заболеете.

За чаем она говорила радостно, возбужденно; ее взгляд потеплел, стал вполне осмысленным:

— Как вы интересно живете… Красивый дом, книги… У вас интересная работа, друзья…

На минуту я подумал, что она нарочно стояла на рельсах, хотела вызвать сострадание, чтобы кто-то пригласил ее на дачу, приютил, ввел в круг своих знакомых, но она тут же доказала свою бесхитростность: