Лето любви и смерти

Второй номер программы – большой магазин, расположившийся на той же улочке, просторный, сияющий чистотой, – воплощение мечты Галчонка о шикарной жизни. Она поднимается на эскалаторе, прогуливается по этажам, приценивается к шубкам, курточкам, белью, сапожкам, туфлям. Примеряет, выслушивает настойчивое щебетание продавщиц, и у нее кружится голова от изобилия цветов, размеров, форм, а ноздри раздувает дивный возбуждающий аромат, в котором смешались запахи парфюма, тканей, кожи, дерева, краски, меха и множество иных.

Она знает, что ничего не купит, но сама возможность приобретения наполняет ее почти неземной радостью. До позднего вечера, мягкого и теплого, она крутится на торговой улочке, не пропуская ни одного магазина, торгующего одеждой, присматривается, меряет и уходит, бросив продавцам, что поглядит еще в другом месте. Ликование ее растет, перехлестывая через край, и центр она покидает со сладко опустошенной душой. «У тебя все будет, Галка, – убежденно внушает она себе, покачиваясь в переполненном автобусе, – потерпи немножко, все путем, тебя ждет победа!»

Потом неторопливо, неохотно идет к дому, в котором снимает комнату у старухи. Этот окраинный район застраивался до и после войны как заводской поселок, таким по внешнему виду и остается. Новый век сюда как будто еще не добрался. Домишки, в основном, двух– и трехэтажные. Изобилие зелени, изумрудно светящейся в лучах предзакатного солнца. Тишина. Лень. Время здесь замерло, как стоячая вода.

Процокав к подъезду грубо выкрашенного в охристый цвет дома, Галчонок брезгливо передергивается. Она представляет, как отворит держащуюся на честном слове покарябанную деревянную дверь, поднимется по скрипучим ступенькам, позвонит и увидит противную, вечно ворчащую старуху. «Терпи, стиснув кулачки, – твердит она себе, – тебе деньги платят, а ради них можно вытерпеть и не такое».

– Галя! – Незнакомый парень, высунувшись из припыленного, донельзя разбитого красного «москвича», манит ее рукой.

Галчонок спесиво задирает нос: «Подумаешь, ухажер выискался, нищий, а пальчиком подзывает, как какую-нибудь продажную!» – и собирается зайти в подъезд.

Но парень выскакивает из машины и одним махом подлетает к ней, на ходу доставая удостоверение. Сердце ее разом обрывается и стремглав летит вниз, вниз, вниз…

– Я не понимаю… – надменно начинает она, внутри холодея и трясясь от ужаса.

– Да неужели? – развязно ухмыляется парень. – Имеются сведения, что старичок, который квартиру тебе завещал, не своей смертью помер. Помогли ему. И есть такая мыслишка, что в этом ты принимала самое прямое участие, милая.

– Я вам не милая! – обрывает она, все еще надеясь на чудо. Вот сейчас он засмеется и скажет, что прикол у него такой.

Парень недобро скалит зубы.

– Ты что, не поняла, дура, что с тобой не шутят? Залезай в машину, или силой затащу.

Побелев, она смотрит на него, как завороженная, и ее точно стеклянные глаза становятся живыми и страдающими. И все же пробует сопротивляться, еле шевеля одеревенелыми холодными губами:

– Так сейчас поздно. Милиция уже закрыта.

– Наш полковник до ночи работает, – отрезает он.

– А где у вас эта… санкция на арест? – в последней отчаянной попытке выкрикивает Галчонок.

Парень достает бумагу с подписью и печатью.

– Я не убивала, – твердит Галчонок, умоляюще глядя на него. – Я только поселилась у старика, как велели… Не убивала я, клянусь!

И опять волчья усмешка изгибает тонкие губы парня.

– Да ты не боись, милая, никто тебя не обвиняет. Все расскажешь, как на духу, мы тебя и отпустим. Не кочевряжься.

Галчонок сломлена. Она без слов покорно залезает в машину, не ведая, что отдает себя на мучение и смерть, и «москвич» трогается в путь… И вот уже его огни теряются среди других летящих огней…

* * *

Королек

Сижу с Шузом в его холостяцкой берлоге и смакую черный кофе. И на улице и в комнате предгрозово сгущается мрак. Слышны оглашенные вопли детей. Птицы безмолвствуют.

– Давай, повествуй о своих приключениях, – требует Шуз, поправляя тонкими длинными пальцами очки. – Только чтобы было круто. Довольно розовых сиропчиков. Выдай что-нибудь с перцем.

– Послушай, Шуз. В первом подъезде твоей «хрущобы» жирует наркоторговец. В соседней «хрущевке» на прошлой неделе случилось кровавое душегубство. Ну и кто кому должен рассказывать о жутких злодействах?

– Королек, чертов мент, плевать мне на спятивший мир. Я существую в виртуальной реальности. Короче, не отлынивай, вливай в мои локаторы кошмарную историю.

– Экой ты… Ну, слушай, садист-интеллектуал. На днях случилось мне перейти дорогу одной банде…

– Нормальное начало, – кивает довольный Шуз, – приятно слушать.

– Схватились в заброшенном цехе. Кругом ржавые колеса, ремни, балки. Первым налетел их шестерка. Уши торчком, зубы вперед, глазенки косые.

– Китаец, что ли?