Лето пахнет солью (сборник)

– Слышно. Когда ты придешь, то увидишь, что все они стоят не на своих местах.

– Хорошо, – довольно сказал Марк и, как йог, уселся на пятки.

Да, было хорошо.

Утром Марка в комнату впустил мой папа, я еще спала. Марк уселся на одеяле и подергал меня за ногу. Папа с мамой к этому времени уже проснулись, умылись и, переглянувшись, ушли заваривать чай.

Я открыла глаза и села, потягиваясь и зевая.

Марк посопел немного. А потом сказал:

– Я всю ночь думал. Ну, про то, как отойти на шаг назад. Можно ведь не на шаг. Правда, можно?

– Еще как, – зевнула я. – Пробовал?

– Пробовал, – признался Марк. – Планета у нас красивая. Если из космоса смотреть, то цвета такие, которых на земле и не увидишь.

А я, далекомысленная, на самом-то деле никогда дальше, чем на шаг, и не отходила. Тоже мне, умелец отходить назад… Мальчишка вон за день додумался. Сейчас я только ответила:

– Еще бы.

Марк улыбнулся, спрыгнул с моей кровати и сказал:

– Я на море с вами пойду. Можно?

– Можно, можно, – разрешил появившийся в дверях папа.

Марк кивнул и побежал дожидаться, пока мы попьем чаю.

Это был особый чай – на улице, под навесом, с примесью крымского воздуха. Я отщипывала кусок за куском от пирожного «муравейник», которое тут, в Крыму, продавалось не в виде муравейника, а в виде красивой башни, и вчера вечером я торжественно несла эту башню на вытянутой руке по ночному рынку.

А на пляже я влюбилась. Как-то невзначай. Я не собиралась, честно. Мне даже не хотелось никаких влюбленностей – было достаточно того, что есть. Это когда спрашивают: хочешь воды? Соглашаешься. А тебе: может, лучше молока? Конечно, лучше молока. А какао в нагретое молоко? О, ну какой же Малыш откажется от кружки горячего шоколада! Корицей с ванилью посыпать? Я не против, давайте, давайте… А может, еще и тертым шоколадом сверху?..

Тертый шоколад – уже перебор. Слишком хорошо.

Море, Крым, родители, Марк, лето… Ладно, валяйте этот ваш тертый шоколад, злодеи!

Собственно, я его увидела спиной. У меня там никакого третьего глаза, не подумайте. Но, может быть, шестое чувство есть – не на спине, а вообще… Я слышала обрывки разговоров, и что-то меня в них настораживало. Хотелось повернуться, но я сдерживала себя. Только почему-то в груди сперло, и казалось, если я обернусь, то тут же вспыхну, как свечка.

Родители купались, мы с Марком сидели на коврике, и Марк мне вычерчивал на крупном песке схему, как переоборудовать его чердак в многоступенчатый дом встречи для тех, кто отошел на какое-то количество шагов назад и отправился в таком состоянии на прогулку. Марк считал, что так можно всех сдружить.

И еще он думал, что нужно сделать, чтобы на чердак попадали безо всяких сложностей – но только когда сам Марк будет на чердаке, чтобы никого не пропустить. Еще лучше, если приходящие будут сразу приносить лошадей в подарок. Марк с этими его обсуждениями получался слегка коррумпированным. Я сказала ему это, и он улыбнулся – довольный слон, да и только. У Марка два передних зуба были разными: один только-только вылезал, а другой – такой вполне себе зуб-подросток. И вот поэтому Марк улыбался ну просто замечательно. И я это успевала отмечать. Но, стыд мне и позор, интереснее мне было, кто там находится сзади!

Я попыталась, как и прежде, отойти в сторону, но так можно наблюдать разве что за собой. А увидеть того, кого не знаешь… Марк все говорил, а я кивала, а потом уложила голову на плечо, чтобы невзначай так повернуться… Мол, что за муха меня кусает за спину? Для достоверности я даже провела по плечу рукой. Правда, ничего я так и не увидела – боялась смотреть долго. А потом, чтобы мои махинации остались незамеченными, почесала соленый нос, глянула в другую сторону…

В общем, я, видимо, прилично извертелась. Потому что Марк спросил:

– Ты, Динка, слушаешь вообще?

Я резко повернулась к Марку:

– А?! Да, конечно, слушаю!

Марк скис, поднялся, отряхнул с ног песок.

– Я искупаюсь, – кисло сказал он и, не дожидаясь моего ответа, побежал к морю.

Меня, взрослого в принципе человека, почему-то царапнула обида. Мог бы и позвать… И с одной стороны, была обида, а с другой, с другой… С другой стороны… В общем, я повернулась к той, другой стороне и стала смотреть ему в спину. Спина как спина. Но симпатичная. Я заметила, как он склонил голову на бок, незаметно так повернулся, как будто у него на спине муха… Смахнул невидимую муху рукой… Мне было бы смешно, если бы меня так не обжигало изнутри.

Глупо до невозможности.

Неконтролируемо до одурения.

Влюбленность – штука такая: вот голова была, а теперь ее нету. Был человек умным и разносторонним, а теперь – единонаправленный дурак. Нечасто – самокритичный.

А этот парень теперь сидел один – наверное, его родители (вроде бы он разговаривал с родителями) тоже ушли купаться.

Но не успел убежать Марк, как вернулись мои папа с мамой. Теперь их я слушала спиной. И, не скрываясь, буравила взглядом спину незнакомца. Папа и мама, как всегда, спорили.

– Никакая не холодная, – сказал, усаживаясь на коврик, папа. Стряхнул руки, и я поежилась от холодных капель.

– Х-х-х-холоддд-ная, – спорила мама.