Лето печали

– Гнусная клевета, – яростно сказал Бакли. – Я не мог презреть законы Божеские и человеческие. Я слуга Господень, мистер Гренвилл. Буде вы осмелитесь предположить такую мерзость, то я подам на вас в суд, – он вытер пот со лба.

Сабуров ожидал, что его преподобие выиграет процесс. Кроме слухов из паба, переданных мистером Грином, и собственной интуиции Сабурова, его версию больше ничто не поддерживало.

Пыхнув сигарой, Браун внимательно посмотрел на него. Сабуров не хотел выворачиваться наизнанку, как сказали бы русские, перед человеком, которого он впервые увидел сегодня утром.

– К тому же работающим на правительство, – напомнил себе Сабуров. – Правительство всегда означает неприятности.

Он нехотя ответил:

– Да, взять хотя бы ту же бедняжку в Херефорде.

Браун помолчал.

– Вы не хотите рассказывать о вашей работе в России и на континенте, но еще расскажете, – он указал на протокол. – Что касается мисс Перегрин, то я думаю, ее неприятие храма Божьего проистекает из насилия, которому она подверглась там еще ребенком.

Сабуров закашлялся чаем.

– А где еще? – невозмутимо добавил Браун.

– В доме его преподобия рядом жена и не протолкнуться от детей. Священник дает малышке уроки Библии в церкви, – он брезгливо дернул щекой. – Как трогательно. Однако вы верно заметили, что улик против Бакли у нас нет и не предвидится. К тому же, он не убивал мисс Перегрин. У него кишка тонка таким заниматься.

Браун говорил с изысканным акцентом выпускника хорошего университета, однако грубые словечки не казались в его речи чужеродными. Заметив удивленный взгляд Сабурова, он усмехнулся.

– Я не всегда здесь сидел, но то дела прошлого, а нас интересует настоящее. Другие жертвы он не опознавал?

Максим Михайлович покачал головой.

– Полицейские наброски не готовы и я не хотел показывать ему трупы. Мисс Перегрин не возила в Финчли знакомых, а если бы и привезла, то Бакли не пустили бы их на порог.

Браун достал конверт из лежащей у него на коленях папки.

– Это вы правы. Что с письмами мисс Перегрин? Вы их изъяли?

Узнав о смерти сестры, миссис Бакли процедила:

– Туда ей и дорога, грешнице. Мы сжигали ее послания, а теперь окончательно забудем о ней. Однако надо забрать ее труп ради христианского погребения.

Сабуров сухо отозвался:

– Вас известят письмом, когда полиция закончит работу. Простите, я тороплюсь.

Ему было противно смотреть в сторону мистера Бакли.

– Осталось последнее письмо, – честно сказал Сабуров. – Знаете, мне кажется, что…

Мистер Браун налил себе чаю.

– Что, ревнуя сестру к его преподобию, миссис Бакли пошла на убийство? – Браун улыбнулся.

– Сюжет хорош только для бульварных романистов вроде американского сочинителя мистера Генри Джеймса, – подытожил Браун. – Миссис Бакли терпеть не могла сестру, но руку на нее не поднимала.

– Теперь у нас появились наброски, – он передал Сабурову конверт. – Мистер Джеймс снимает гарсоньерку в Челси. Впрочем, где же еще? Он сосед мисс Перегрин, то есть ее бывший сосед.

Сабуров повертел конверт единственного уцелевшего письма мисс Перегрин.

– Студия «Тополя», Челси, – прочел он обратный адрес. – Это тоже гарсоньерка?

Браун ткнул сигарой в массивную серебряную пепельницу на столике маркетри.

– Нет, мистер Гренвилл, – задумчиво ответил он. – Это вилла на реке с причалом. Такие дома не по карману беллетристам, даже мистеру Диккенсу. Мисс Перегрин пользовалась приязнью не только бедного литератора, но и кого-то еще.

Сабуров поднялся.

– Завтра я покажу американцу наброски и постараюсь его разговорить. Доброго вечера, мистер Браун.

Окутанный сизым дымом старик в кресле молча кивнул. Бодро сбегая по лестнице, Сабуров сказал сеттеру:

– Когда-нибудь и я стану таким, милый. Хотя нет, я не доживу до его лет.

Ежась под холодным дождем, он зашагал через пустынный двор к экипажу.

С напарником, как он решил называть мистера Грина, Сабуров распрощался на Чаринг-Кросс.

– Я зайду в книжные лавки, – объяснил он парню. – Встречаясь с беллетристом, полезно заранее составить представление о его творчестве.

Вспомнив о знакомстве с Достоевским, Максим Михайлович развернул зонтик.

– То есть не о моем знакомстве, – поправил себя сыщик. – В Баден-Бадене Федор Михайлович понятия не имел, кто я такой. Он никогда не узнает моего настоящего имени и написать ему нельзя, – Сабуров загрустил.

Федор Михайлович вряд ли помнил некоего Александра Андреевича, оказавшего ему кое-какие услуги в Бадене, но у Сабурова остался автограф писателя. Книжка «Русского вестника» стояла с другими русскими изданиями в закрытом на ключ шкафчике в спальне мистера Гренвилла на Гилберт-плейс. Сабуров избегал принимать клиентов в комнатах, однако иногда другого выхода не оставалось. В спальню визитерам, разумеется, путь был закрыт.

В гостиной на потертом турецком ковре висела редкого уродства туземная маска, подаренная хозяйке комнат бывшим жильцом. Показывая квартиру, миссис Сэвилл объяснила, что постоялец был ученым.

– Доктор Гендерсон всегда вносил плату с опозданием по своей рассеянности, – женщина поджала губы. – Он работал в музее, но съехал, отправившись в южные моря.