Лето с капитаном Грантом

Плот легко отошел от берега, и сразу море оказалось не таким уж тихим, волны иногда захлестывали плот. Ну и что? Андрей стоял на бревнах крепко, босые ноги плотно обхватили гладкие бревна.

Оттого, что волны катились навстречу, Андрею казалось, что он

очень быстро удаляется от берега. Он очень удивился, когда услышал за спиной мамин негромкий голос:

— Капитан, ты меня удивляешь. Его несет в открытое море.

А Капитан ответил:

— Молчи, ничего.

Значит, он тоже стоял на берегу и смотрел, как его сын идет на плоту в открытое море.

Да и почему надо так уж бояться открытого моря? Плавать Андрей умеет? Умеет. Еще как. Кролем, самым настоящим. А не по-собачьи, как раньше. А что это справа? Неужели опять кит? Андрей всмотрелся. Нет, это не кит. Это Профессор плывет на своей байдарке. Он плывет вовсе не к Андрею, у него свои дела. Профессор, как обычно, изучает окрестности.

Откуда Андрею знать, что испытывает мама, когда ее сын уплывает в открытое море? Даже если его плот в десяти метрах от берега, даже если он прекрасно плавает и вообще сильный и смелый. Откуда ему это знать? Он и не знает, он стремится туда, где волны, киты, штормы и неизвестность.

А маме, конечно, хотелось крикнуть: «Вернись немедленно!» Хотелось, еще как. Но она не крикнула, она стерпела. Даже рот зажала ладонью, чтобы молчать. Молчала.

Почему она не вернула его? Наверное, потому, что она не только любящая мать, но еще и по-настоящему, без родительского эгоизма, заботливая. А заботиться надо не только о здоровье и безопасности своего сына, а еще и о том, чтобы рос он сильным, смелым, самостоятельным.

Андрей ничего этого, конечно, не понимал. Он был благодарен, что не мешают.

Профессор крикнул ему:

— Андрей! Хочешь, дам весло?

— Не! Я шестом толкаюсь!

— А назад? Назад труднее — ветер с берега!

— И назад могу! Смотрите!

Он действительно сумел повернуть тяжелый плот, ловко толкался шестом, благополучно вернулся на берег.

Тот поход никогда не забудется — он был первым.

Потом Андрей ходил с родителями каждое лето. И на Печору, где видел медведя. Миша показался ему добродушным, — ведь знакомы были в основном по сказкам. Неуклюжий, неповоротливый, немного бестолковый. «Колобок, Колобок, я тебя съем», но так и не съел. А на теремок вообще плюхнулся сверху. Зачем, спрашивается, плюхнулся? Так все мышки-лягушки хорошо там жили, дружно, песенки пели. Андрей помнил, как в детстве он очень расстраивался из-за несуразного Мишки. Но любил его все равно.

А тут вдруг сунул медведь в палатку свой поросячий нос. Андрей был в палатке один. Этот черный клеенчатый нос нисколько не испугал его. Он протянул гостю печенье:

— Миша, Миша.

Медведь повел маленькими красными глазками и рявкнул так, что Андрей отлетел в угол палатки. Потом вытащил огромную голову, попятился назад и умчался в лес, быстрый, ловкий, вовсе не косолапый. И не добродушный. Зверь, дикий, опасный.

Андрей увидел отца, который выскочил на поляну, когда медведь уже проламывался сквозь кусты бузины.

— Андрей! — громко закричал отец. Так громко он никогда не кричал.

— Я здесь, пап. Он ушел, чего ты?

Отец вдруг рассердился:

— А нечего дрыхнуть! Все давно встали, а он все спит, понимаешь. В палатке, понимаешь! Такое утро, а он, понимаешь, спит…

— Вот почему у тебя нет кожаного пиджака, — пошутил Андрей ни к селу, ни к городу.

Отец ошарашенно смотрел, потом захохотал. Они смеялись долго, пока не пришла мама и не спросила строго:

— Вы что? А?

— Да так, — ответил отец, — шутки всякие. Ничего особенного.

Так они ей про медведя и не сказали.

В то лето Андрею было двенадцать.

А когда ему стало четырнадцать, они плавали по реке Гауе. Латвия очень нравилась Андрею — чистый цвет у леса, черника величиной с вишню, небо просторное. А река ласковая, прозрачная, извилистая. И какая-то удобная: хочешь купаться — вот тебе песчаный пляж. Хочешь ловить рыбу — вот тебе омут с темной таинственной зеленой водой. Хочешь грести — вот тебе тихое течение, почти неподвижная река. Любишь приключения и всякие истории? Пожалуйста, вот пороги, мели, перекаты. Острые камни, злые коряги. Пожалуйста, у реки Гауи есть все. А любишь сидеть на берегу, провожать солнце, слушать вечерние голоса птиц, ждать последнего луча и первой звезды — тут тебе все есть. И какое-то особенное, лучшее в мире. И звезды яркие, и вода чистая, и голоса у птиц очень даже музыкальные.

Вот так Андрей сидел, и никто не нарушал его одиночества. И тут он увидел их. По реке спускалась надувная резиновая лодка, большая, пухлая. А в лодке сидели два парня и девушки. Парень играл на гитаре, они пели, девчонка распустила светлые волосы, на закате они были розовыми. Другая отбивала ритм ладонями по тугой надутой лодке, и лодка звенела, как барабан.

Парень с гитарой увидал на берегу Андрея, крикнул что-то по-латышски. Андрей развел руками: «Не понимаю».

Они проплывали, сейчас проплывут.