Наверное, он говорил взрословато. Жека, например, понял далеко не все. Но его незаметно и глубоко трогал тон Олега Семеновича — спокойный, грустный. Хотя говорил он, то и дело улыбаясь.

Какой-то уважительный тон…

И хотелось самому быть таким…

На этом и кончается книга. На том, как Жека Таран слушает Олега Семеновича.

А в «Маяке» все заметнее вечереет…

Лето с капитаном Грантом

1.

ВСЕ НАЧАЛОСЬ ТАК…

— Это кошмар, — сказала мама, положив трубку. — В понедельник у них начинают капитальный ремонт.

— Предупреждение, — сказал Николай Озеров. — Судья показывает Хидиятуллину желтую карточку.

— Черт знает что! — сказал папа и стукнул кулаком по ручке кресла.

В принципе папино «черт знает что» могло с равным успехом относиться и к ремонту, и к судье, но мама иллюзий на этот счет не питала.

— Ты хоть слышишь, что я тебе говорю? — ядовито поинтересовалась она.

— Конечно, слышу, — с готовностью отозвался папа, не отрывая взгляда от экрана. — У твоих родителей начинается капитальный ремонт.

— Гол! — сказал Озеров.

— Ну вот, — сказал папа, — упустили Беланова. — И посмотрел на маму так, как будто это она упустила Беланова.

— А по-моему, не слышишь, — сказала мама и решительно выключила телевизор.

— Хорошо, — обреченно согласился папа, — давай поговорим. Только я не понимаю, почему ремонт — это кошмар, если они последние два года ни о чем так не мечтали, как об этом ремонте, и почему об этом нельзя поговорить через пятнадцать минут.

— А потому, — не очень логично объяснила мама, — что капитальный ремонт — это замена всей сантехники и отопления. И мама говорит, что отопление и Борьку одновременно она не выдержит. Его даже положить будет некуда.

Борькины бабушка с дедушкой живут в Одессе, на море. То есть на самом деле от их дома до пляжа надо целых восемь остановок на трамвае ехать, но это все равно считается, что на море. В каждые каникулы — и прошлые, и позапрошлые — Борька хотя бы на месяц летал в Одессу. Раньше он тоже летал, но только вместе с мамой, а последние два года — сам по себе. И сейчас тоже должен был, если бы не этот проклятый ремонт.

— Да-а, дела, — вздохнул папа. — Ну что ж, посидит в Москве.

— Исключено, — сказала мама. — Ребенок не должен проводить лето в городе.

Нельзя сказать, чтобы Борьке улыбалась перспектива торчать летом в Москве. Ребята все разъезжаются, даже мяч погонять не с кем. Только и остается, что в кино ходить, а одному и в кино скучно.

Но все-таки непонятно, почему это в конце мая ребенку в Москве нормально, а в июне уже — никак? Тем более что ребенок уже в восьмой класс перешел и в длину вымахал до метра семидесяти пяти. Папе это тоже не было понятно. Но мама сказала, что рост здесь ни при чем. Каменная душегубка, бешеное движение (как будто автомобилей летом становится в сто раз больше, а температура поднимается, как в Сахаре). И вообще это — аксиома. Прямо как две параллельные прямые, которые никогда не пересекаются.

— Ну, тогда бери отпуск и поезжай с ним куда-нибудь, — предложил папа.

— Ты же знаешь, что я сейчас не могу, — сказала мама.

— И я не могу, — сказал папа. — У меня эксперимент. Да и куда, собственно, ехать?

— Поговори завтра в профкоме, — сказала мама. — Может, еще можно приткнуть его в лагерь…

Так вот родители обсуждали Борькины каникулы — без Борьки. Как будто его тут и не было. Со взрослыми вообще такое случается. Только и слышишь: «ты уже взрослый парень», «да я в твои годы», «не маленький — сам должен решать», а доходит до серьезного дела, так и спросить забудут, словно ты не человек, а пустое место.

«Ну и пожалуйста», — обиделся Борька и сидел — рта не раскрывал. До тех пор, пока речь не зашла о лагере. Но тут уже не выдержал и твердо сказал:

— Не поеду.

Что он там, спрашивается, забыл, в лагере этом? В прошлом году он туда уже ездил — на третью смену, сразу после Одессы. У бабушки с дедушкой раздолье: сел на трамвай, уехал на море — и делай целый день что хочешь. Хочешь — купайся. Надоело (оказывается, когда полная свобода, то даже плавать в море может надоесть) — там можно тут же вылезти на здоровенный камень и ловить с него бычков. Или пойти и съесть мороженое. Или кино посмотреть, а потом опять вернуться на море. А в лагере бесконечные линейки, построения, в столовую — шагом марш, после обеда — тихий час, отбой. Нет, все это не для него. За территорию — ни-ни. Раз вылезли с ребятами через дырку в заборе, так потом на линейке объявляли, вожатый Игорь два дня лекции читал. А когда они с Сережкой Анчутиным в тихий час спустились по веревке из окна, то начальник лагеря позвонил папе в институт и вызвал его. «В такой ситуации я не могу брать на себя ответственность за вашего ребенка!» То есть спустился-то один Борька, Сережка собирался, но не успел, потому что

Борьку сразу поймали. И вызвали соответственно одного Борькиного папу.

— Взрослый парень, а ведешь себя как дошкольник! — кричал тогда папа. — У меня срочная работа, а я ее должен бросать и ехать с тобой разбираться! Ни ответственности, ни дисциплины…