Лето в пионерском галстуке

Юрка уселся на свободную кровать и состроил серьёзную мину:

— Сейчас я вам раскрою большой секрет. Только никому ни слова, об этом категорически запрещается рассказывать октябрятам — вы якобы маленькие ещё. Так что мне ух как уши надерут, если узнают… — его перебил нестройный хор, пылко дающий клятву не выдавать рассказчика. Юрка прокашлялся, придал голосу устрашающий тон и начал: — Ночью по лагерю ходит настоящее привидение! Давным-давно, ещё до Великой Октябрьской революции, неподалёку стояло барское поместье, а в нём жили молодые граф с графиней. Как говорится, жили — не тужили, хоть и женились по расчёту…

— Юла, а по ласчёту — это как?

— Олежа, не перебивай. А по расчёту — это когда родители договорились поженить детей, а дети мало того что совсем маленькие, так даже не знакомы. Это делали, чтобы денег было больше, — объяснил Юрка как умел.

В комнату вернулся Володя. Довольный, аж горели глаза, он сел рядом с Юрой, а тот продолжил:

— Так вот, граф с графиней любили друг друга по-настоящему. Был у них большой двор, человек сто крестьян, а ещё много друзей: графов и графинь, князей и княжон, и даже великий князь — царёв родственничек, — был графу кем-то вроде товарища. Но вот началась русско-японская война, и великий князь призвал графа пойти вместе с ним во флот. И граф не смог отказаться. Он подарил своей графине на память красивую алмазную брошь и ушёл воевать. Но так и не вернулся…

Малыши притихли, они все как один лежали под одеялами и таращили горящие любопытством глаза. Володя протирал краем рубашки очки и, щурясь, строго поглядывал на ребят. Юрка, удовлетворённый эффектом — дети заинтересовались, — продолжил свистящим шёпотом:

— Говорят, крейсер, на котором он служил, потопили японцы. Графине сказали, что её муж погиб, но она так его любила, что не смогла поверить и смириться. Графиня была бездетна и ждала его много-много лет совсем одна. Она больше не носила красивых платьев и украшений, ходила вся в чёрном, но алмазную брошь — последний подарок мужа — постоянно держала рядом, то прикалывала к груди, то к волосам. Время шло, графиня тосковала и вскоре заболела. Она не хотела видеть никого, даже врача, и спустя год умерла. Говорят, что хоронили её всё в том же чёрном вдовьем платье, а вот брошь в могилу не положили. Брошь пропала! И с тех пор стала в усадьбе твориться какая-то чертовщина. То мебель двигалась сама собой, то двери открывались. А потом, когда к власти пришли большевики и захотели устроить там санаторий, в усадьбе начали умирать люди!

В полумраке кто-то сдавленно ойкнул, а на соседней кровати завозились — это Саша с головой залез под одеяло. Володя ткнул Юрку локтем в бок и еле слышно прошептал прямо в ухо:

— Юра, полегче, они же совсем не уснут!

Но Юрка уже вошёл в раж:

— Ночью там было спокойно — ну разве что дверцы шкафов сами собой открывались, но ничего не грохотало и не шумело. А утром р-раз — кого-то мёртвым найдут! И так, что ни утро — в постели мертвец. Страшный: глаза навыкате, рот застыл в крике, язык высунут и шея… синяя! Искали виновного, искали, так и не нашли. Бросили этот санаторий. Деревенские, что жили неподалёку, в Горетовке, разграбили усадьбу: ни кирпичика там не оставили — всё растащили себе дома строить. Сейчас в том месте уже ничего не напоминает о графском доме, который когда-то там стоял, кроме одного: в зарослях черёмухи до сих пор можно найти барельеф, на котором высечен профиль графини, у неё на платье прицеплена алмазная брошка. Об этой легенде все давно забыли, но вот построили наш лагерь и вспомнили! — Юрка совсем понизил голос: — Сейчас я вам открою большой секрет, только вообще никому ни слова, ладно?

— Ладно, ладно, ладно, — зашептали со всех сторон.

— Точно? Честное октябрятское даёте?

— Да-да! Ну говоли уже, говоли, Юла!

— Мертвеца нашли и здесь! Вот прямо здесь, в соседнем отряде! Покойник тут был только один, потому что после его смерти пионеры нашли его дневник, прочитали и всё узнали. Он писал обо всех странностях, которые происходят здесь ночью. Мертвец этот — вожатый, совсем молодой, первый год в лагере…

— Кхм… — Володя кашлянул, скептически приподнял бровь.

Юрка хитро глянул на него и кивнул, мол, да-да, про тебя, и продолжил: