Лето в пионерском галстуке

— Стой, что? — Володя схватил его за руку и развернул к себе. Нахмурился, глядя глаза в глаза. — Повтори! Что ты сказал?

— Как мне тебе объяснить?.. — сдавленно прохрипел Юрка.

Он взял Володю за плечи, потянулся к лицу, замер на одно мгновение и прижался своими губами к его.

Володя подавился вздохом, его глаза расширились от удивления. А Юрка будто умер. Его будто больше не существовало. Единственное, что он чётко осознавал и чувствовал, — Володин запах. Яблоки. И совсем чуть-чуть — тепло его кожи.

Это продлилось пару секунд, а потом Юрка почувствовал ещё одно — руки на своих плечах. Он даже обрадоваться не успел, как Володя аккуратно, но настойчиво отодвинул его от себя.

Ещё несколько секунд Володя растерянно смотрел в его пылающее лицо. Потом, так и не убрав рук, держа Юрку на расстоянии, строго сказал:

— Ты это прекрати.

Примечания:

(1) «Никогда ничего не просите. Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут» — цитата из романа “Мастер и Маргарита”. Слова Воланда, адресованные Маргарите.

Глава 11. Здесь зазвучит музыка

Стряхнув кителем осколки стекла с подоконника, Юра выбрался из вожатской. Без сожаления покинув одуванчиковую поляну — уж очень тоскливым был её вид, — он вышел туда, где раньше была спортплощадка. В юности она казалась ему огромной, теперь же — жалким заросшим травой пятачком.

«В детстве всё кажется больше и значимее», — подумал он, обходя корты по кругу. Вздохнув, покачал головой — в неё настойчиво лезли мысли о том, как неизбежно летит время, беспощадное ко всему. Оно, как чума, убивало всё, к чему прикасалось.

Боясь запнуться о валяющиеся в мокрой траве куски асфальта, Юра смотрел под ноги, на рваную ржавую сетку-рабицу, что лежала пластом, будто вросшая в землю. Когда-то эта сетка обтягивала корт, когда-то за неё так отчаянно цеплялся Володя, извиняясь за журналы, рассказывая ему про МГИМО.

«Интересно, он его закончил?»

Взгляд зацепился за тёмный сгусток в густой поросли у стены столовой. Юра подошёл ближе. Между кусками разбитого кирпича и опавшей листвой валялись узкие прямоугольники: чёрные — поменьше, белые — побольше. Клавиши пианино. И сам инструмент был тут: поломанный, с отвалившимися панелями и разбитой крышкой. На куске деревяшки, которая когда-то была передней панелью, сохранилась золотая надпись-название «Элегия», молоточки тоже были разбросаны вокруг, а из самого нутра пианино торчали разорванные струны.

Юре было почти что физически больно смотреть на столь изломанный инструмент его детства: «Как он попал сюда? Кинозал неблизко… Наверняка это деревенские из Горетовки начудили. Пока Горетовка здесь ещё была. И хватило же ума вытащить его и докатить на площадку. Но раз уж вытащили, зачем бросили? Хотя люди не оставили камня на камне от целой деревни, что уж про пианино говорить…»