Лето возмездия

Малышка лежала спиной на кровати – ни следов удушения, ни рвотных масс – почти безмятежно. Если бы не ее взгляд. Этот жуткий взгляд!

Пуласски рассматривал больничную одежду. Кремовая ночная сорочка с синими горошинами, которая доставала ей как раз до колен. Левый рукав был высоко закатан. В локтевом сгибе Наташи торчала игла, на которой висел шприц объемом пятьдесят миллилитров, которым можно было бы успокоить лошадь. Безупречно поставленный укол. Внутривенно. Следы крови находились на дне и по краю поршня. Под кроватью лежала проколотая склянка. Пустая до последней капли.

На внутренней стороне запястий Наташи Пуласки заметил довольно длинные шрамы от попыток самоубийства, которые были там уже, определенно, несколько лет. Иногда проходило много времени, как это было до сих пор, и любая помощь приходила слишком поздно.

Пуласки поставил чемодан и кофейный бокал на стол, и обошел вокруг кровати. Зрачки Наташи еще не были затуманены, она была мертва не более двух часов. Он закрыл девушке веки.

– У нее только ее законные штатные воспитатели, — ответил Штайдль. – Она поступила к нам как сирота.

— Как долго ваш предшественник уже в отставке? – спросил Пуласки, не глядя на врача.

— На протяжении четырех мес… — Штайдль не договорил предложении. Вероятно, он как раз закусил губу.

Пуласки ухмыльнулся внутри себя. Он одел латексные перчатки и вытащил из-под кровати сто миллилитровую бутылку. «Перфалгана». Согласно этикетке, препарат содержал тысячу миллиграмм парацетамола, болеутоляющего, которое выдавалось при мигрени, артрозе или зубной боли. В резиновой пробке, в горлышке пузырька, Пуласки обнаружил два прокола. Малышка два раза вставляла шприц и опустошила всю бутылку.

Он рассматривал локтевой сгиб девушки. Рядом с местом, где игла вошла под кожу, находились три следующих прокола. Очевидно, две провалившихся попытки попасть в вену. Это получилось на третий и четвертый разы. Почему так сложно? Почему она не поставила себе «бабочку»? [4]  Кроме того, самоубийство с помощью шприца у женщин было редкостью. Сделала бы простой разрез в артерии. Это была классика. Или она стала умной из опыта?

— Сколько миллиграмм парацетамола является смертельным? – спросил Пуласки.

— Зависит от обстоятельств, — Штайдль покачал головой. – С такой дозой можно было бы стереть с лица земли боль всех пациентов этой станции. Но, смертельно? Маловероятно, даже у такой тощей персоны как Наташа.

— Не передозировка?

— Только в сочетании с алкоголем.

В сочетании с алкоголем. Пуласки сложил в полиэтиленовый пакет иглу, шприц и бутылку. Вероятно, совсем не было необходимости исследовать стакан и пластмассу на отпечатки пальцев. Но никогда ничего нельзя знать заранее!

— Где прощальное письмо? – спросил он, пока с оханьем, поднимался.

— Какое прощальное письмо?

Пуласки указал на кончики пальцев Наташи. Остатки синих чернил въелись в кожу.

Прежде чем Штайдль смог ответить, Пуласки подошел к столу.

— Разрешите? – он вытащил ящик. Но кроме пустого блокнота, авторучки, ластика, и нескольких цветных карандашей там ничего не было. Пуласки осмотрел в шкафу бельевые ящики. Ничего. Также в книгах на настенной полке не было никакого листка. Рядом с «Музыкой горячей воды» Буковски стояла почти пустая бутылка джина.

— Джин и Буковски относятся к терапии в этом учреждении? – не ожидая ответа, Пуласки повернул бутылку, чтобы прочитать ярлык: «Cadenheads Old Raj» джин. Пятьдесят пять процентов алкоголя.

Смертельно только в сочетании с алкоголем.

Он прошел на шаг дальше, но так и не нашел то, что искал. Где-то должно быть сообщение девушки! Где ты его спрятала?

Штайдль все еще стоял в дверном проеме.

– Я не верю, что…

— Псс! – Пуласки поднял руку. Он рассматривал тонкие черты лица Наташи. Эта девочка лишила себя жизни не просто так и не без того, чтобы не оставить письмо.

Синим чернилам было самое большее один день. Вероятно, даже только несколько часов. Эта девушка должна была что-то иметь, чтобы сказать. Он должен был это найти.

Пуласки поднял голову Наташи, но там была только подушка. Он открыл ее рот и посмотрел в пустую глотку. В него ударил запах алкоголя. Джин. Вальтер узнал запах. Но никакого письма. Наконец, он исследовал ее одежду. Странное чувство охватило его, когда Пуласки коснулся паховой области девушки и почувствовал резинку трусиков под тонкой тканью. Что-то жесткое находилось в ее штанишках и давило на его пальцы – и это не была прокладка.

Пуласки сдвинул одежду над бедром Наташи и обнажил ее живот. Белые трусики были плотно скроены.

– Что, к черту, вы там делаете? – Пуласки услышал, как к нему подходил Штайдль.

— На что это похоже? – Пуласки щупал пальцами под трусиками и вытащил в несколько раз сложенный листок бумаги.

На листе стояли несколько предложений, написанных авторучкой.

Глава 4